Он посмотрел на меня и отвернулся.
— …И детям своим. То есть… сыну… Вот так. Я как только начались у них дебоши всякие, сразу ей предложил: «Давай, пока всё не устроится, я Игоря к себе возьму». Так и сказал. А она — отказалась. Напрочь. А плохо было бы тебе у нас?
— Не знаю, — ответил я.
— Вот смотри, — дядя Петя повернулся ко мне, снял перчатку и начал загибать пальцы. — Квартира-то тебе от бабушки досталась. Это ведь, считай, от нашей семьи. Детей у нас с Лидой нет. Хотя, конечно, двоюродные всякие братья… Да, но вот у и матери у твоей квартира, которую ещё отцу твоему выделили. Это в советское-то время! Правда, он по строительной части тогда был, да и мама моя была жива, а там ты родился, а они — в общежитие. В общем, что он там крутил — не знаю, а квартиру он себе выбил. Умный был, когда трезвый! Вот такие дела.
— Это не важно, — ответил я. — Теперь и это не важно.
— Вот странный ты, племяш, — искренне удивился дядя Петя. — Не пойму — то ли из-за болезни это у тебя, то ли просто настроение такое. То кладбище тебе не важно, то… А почему, кстати, кладбище не важно? Что, вот так всю жизнь ездить сюда будешь?
— Нет, — ответил я. — Никто никуда не будет… Просто не важно. Всё теперь будет по-другому. Не так, как кто-то планировал; не так, как хотел. Теперь можно всё забыть…
«Не буди меня, прошу, — прошептал всё тот же тихий голос. — Я только начал засыпать…»
— Вот вредный ты, племянник дорогой становишься, когда заболеешь, — сказал с досадой дядя Петя. — Это я ещё заметил, когда ты маленький был. Ты и тогда любил сесть куда-нибудь в угол, да что-то бурчать себе под нос. Непонятные всякие слова говорил, людей каких-то странных придумывал, которых и на свете никогда не существовало. Фантазёр, право слово…
— Пётр, может, поедем? — предложил я. — Темнеет…
— И то правда, — ответил дядя Петя и встал со скамейки.
Отряхнул брюки от налипшего снега. Веник из еловых ветвей положил под скамейку. Бутылку и пластиковые стаканчики положил в пакет. И подошёл к калитке.
— Ну вот… Всё убрали, в порядок привели…
Я попытался встать — и ноги ослабли вдруг, подогнулись. Мне показалось, что наполнены они не кровью, а вязким, тёплым, дрожащим желе. Бледная лента фонарей поплыла куда-то вбок, я едва успел схватиться за спинку скамейки, но всё-таки не удержался, упал на бок, ударившись о край деревянной доски.
— Да что ж с тобой?!
Дядя Петя кинулся ко мне. Он подхватил меня за локоть и помог подняться.
— Скорей бы домой надо, — шептал он, подводя меня к калитке. — Вот ведь ерунда какая… Нам и до машины теперь минут пять ходьбы.
— Дойду, — ответил я. — Петь, да пустил бы ты меня! Я по прямой пока и сам ходить могу.
Он отпустил мой локоть. Но правую руку свою продолжал держать согнутой, словно ежесекундно готовясь поймать меня в очередном падении.
— Петь, — попросил я, — если не тяжело тебе…
— Нет, нет, — поспешно ответил он.
— Рядом с моим домом парк есть, — сказал я.
Дядя Петя посмотрел на меня недоумённо.
— Ну, вроде…
Он откашлялся, словно пытаясь скрыть охватившее его вдруг смущение.
— Ты чего это, племянник, про парк вспомнил?
— Сделай крюк небольшой, — пояснил я. — Ты же всё равно на машине.
— Зачем?
Пальцем я прочертил в воздухе невидимую змейку.
— Прогуляюсь там, перед сном…
— Обалдел?! — воскликнул дядя Петя. — Здесь ещё воздухом не надышался? Еле на ногах стоишь, впору «скорую» вызывать, а ещё по паркам гулять собрался!
— По парку, — поправил я. — Да он маленький. За десять минут обойти можно.
— Да ещё и на ночь глядя! — продолжал возмущаться моим легкомыслием дядя Петя.
— Высади там, — повторил я. — Я ещё успею… дома належаться… Я домой приду — тебе позвоню. Ты к тому времени как раз до дома доберёшься. Я тебе позвоню, ты и беспокоиться не будешь. Всё нормально…
— Ну… не знаю… — не слишком уверенно ответил дядя Петя. — Если считаешь, что нормально всё… Ты уж человек взрослый, сам про своё здоровье всё понимать должен. Ладно, высажу, коли просишь. Если, как говоришь, на десять минут. Только ты позвони, не забудь. А то, сам понимаешь. Мать твоя запилит меня потом, да и самому совесть заснуть не даст. Позвонишь?
— Непременно, — ответил я. — Жди.
Смерть. Разговор.
Белая впадина, пологие берега. Вода накрыта крепким льдом, лёд засыпан, лёд спит под долгими снегопадами.
Я свернул с аллеи и, по колено проваливаясь в наползающие друг на друга, высокие, упругим холодом наполненные сугробы, побрёл напрямик; через ряды чернеющих деревьев, вдоль берега пруда, на проступающий сквозь густо сплетённые, накрепко обнявшиеся ветви свет далёких ещё, жёлтыми звёздами рассыпанных по городским кварталам окон.
Читать дальше