Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

— А по мне так лучше просто Джо, — сказала я. Думаю, что он меня не понял.

В головах у мужчин все по-другому, не так, как у женщин; а может, они и чувствуют иначе. Когда Джимми отправляли на Тихий океан, Гид сказал почти то же самое, что Джонни. Мальчики и сами, наверное, так думали. Джо нравилось летать на бомбардировщике, нравилось в Англии. Наверное, там вокруг него хороводились толпы девчонок. Боялась, что он возьмет да и женится на англичанке, привезет ее к нам в Техас. Ну и что с ней тут делать? Но в его письмах ничего такого не было. «Как там у вас, мама?» Или «что поделывают Гид и Джонни?», или «мама, мне так не хватает твоей стряпни, эти армейские повара тебе в подметки не годятся. Пришли мне своего печенья». Вот такие письма. Джо был всегда самым непоседливым и самым добродушным ребенком в мире. Дождалась, когда ему стукнет шестнадцать, и сказала, что его отец — Джонни. Не торопилась, потому что Джимми сильно переживал, когда узнал, что его отец — Гид. Но Джо только развеселился. Похоже, он сам подозревал, и, когда заулыбался, услышав от меня свеженькую новость, я заревела и ревела полчаса, так мне вдруг стало легко. Не думаю, чтобы они с Джонни когда-нибудь об этом толковали. Их обоих интересовали лошади, танцы и родео. Похоже, что они так ни словом и не перекинулись про отцовство. Джо такие вещи не волновали, не то что Джимми.

Джонни крепко спал. Конечно, на женщинах, особенно на мне, он уж точно помешан, и меня всегда забавляло, как он это преподносил. Но теперь его помешательство стало уже не таким, как прежде. Однажды много лет назад он так стремительно влетел в кухню и завалил меня на спину, что даже не заметил Джимми. Джимми отчаянно испугался. Наверное, скоро Джонни перестанет налетать на меня в середине дня, мне будет этого сильно не хватать, даже если сейчас оно мне не очень нравится. Вколола иголку в подушечку, вернулась в постель и заставила его повернуться, чтобы прилечь рядом, у него под рукой. Не спала, а глядела в окно и от нечего делать считала его пульс. На юге собиралось облако. Джонни изредка всхрапывал, словно хряк какой-то, — один короткий хрюк — и снова тишина. Однажды он вытягивал ногу и так меня оцарапал, что я чуть не подпрыгнула: ногти у него были просто невозможные. Тогда я дала ему щипцы, они просуществовали у него всего несколько дней и сломались: он перекусывал ими проволоку. Часы на его руке, которую я держала, показали шесть. Встала очень тихо, натянула платье и приготовила ужин: стейк с соусом и горох. Принесла с огорода зеленый лук, Джонни любил лук.

В спальне было почти совсем темно, только сквозь западное окно пробивались последние лучи солнца. Присела на кровать и потрясла Джонни.

— Вставай, если хочешь получить ужин.

Он открыл глаза и потянулся.

— О черт, ты уже одета, — сказал, улыбаясь.

— Повторять приглашение не буду, — сказала я.

— Мы с тобой гимнастикой давно не занимались, — заявил он. — Ты ведь не против, а?

— Ну, не знаю, — ответила я. — Я потеряла девичий азарт.

— Да у тебя его никогда и не было, тебе просто нравилось задом вертеть, — сказал он.

Пошла накрывать на стол, а он еще минут десять возился: одевался и умывался. Появился на кухне и сказал:

— Бог мой, откуда у тебя лук? Ты уже подоила?

— Нет, — ответила я. — Доить будешь ты, пока я вымою посуду.

— Чего ее мыть-то? — сказал он. И правда, чего?

Он пошел со мной на гумно, но доить пришлось мне самой. Загнал корову в стойло и развлекал меня болтовней, но дойка — занятие ниже его достоинства. Гид делает любое дело без разбору, а Джонни — привереда. Джо — весь в него, но я всегда старалась не давать ему спуску. Однажды я послала его полоть огород, а когда глянула, чем же он занимается, оказалось, что он забавляется с деревянной лошадкой.

— Что это ты делаешь? — сказала я. — Кажется, тебе было велено полоть грядки.

Он к тому времени уже стал крепким орешком.

— Иди к черту, мама, — ответил он. — Я еду на лошади. Ковбоям негоже полоть грядки.

— Сейчас я покажу тебе ковбоя, сынок, — сказала я.

Как сказала, так и сделала, но после парень стал еще более непослушным, а папа Джонни только смеялся. Зато когда в очередной раз он начал подъезжать ко мне с любовью — задала ему жару.

— Вали, обхаживай свою лошадь, — сказала я. — Ковбоям негоже путаться с девушками.

— Милая, чего это ты на меня сердишься? — сказал он, но в тот день так и остался ни с чем.

Подоила, Джонни растворил ворота, чтобы старуха Мюли шла на волю, а я понесла в дом ведро с молоком. Он догнал, обнял, и немного молока пролилось. Вручила ведро ему.