Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

— Он пытается купить еще одно ранчо, чтобы мне было чем управлять, — сказал он. — Гид просто помешан на земле.

— А ты ему не перечь, — посоветовала я, потому что этот Джонни всегда пытается угомонить Гида. — Все на свете на чем-нибудь да помешаны.

Воздух был по-майски прозрачным, насквозь просматривалось полграфства. Май я всегда любила.

— А ты на чем помешана? — спросил Джонни.

— Я? Ни на чем, я просто чокнутая, — ответила я. — Мозгов у меня маловато, такая уж я есть.

Джонни наклонился и меня поцеловал — я заранее чувствовала, что дело к этому идет. Когда он только вошел в дом, это уже сидело у него в голове.

Перевод С. Маршака.

— А я, Молли, помешан на женщинах, — сказал он, обнимая меня за плечи и беспечно улыбаясь.

Рассмешил меня. Не могла его не любить, даже когда его не хотела. Он умел действовать самым рассудительным образом, но когда он был со мной, мне казалось, что он разом и мужчина, и мальчишка. Гид совсем не такой — он никогда не был мальчишкой, так его вымуштровал отец. Пожалуй, поэтому мне было трудно растить Джимми. Не то что Джо. С Джонни и с Джо я всегда справлялась запросто.

— Ты не хотел бы помочь мне подвязать помидоры? — спросила я. — Можно этим заняться.

— Можно заняться, а можно и не заниматься, — ответил он. — Нельзя ли хоть раз отнестись ко мне как к человеку, а не как к наемному рабочему? На Гида ишачу, так он мне хоть платит.

— Прошу прощения, — сказала я. — Но тут кто-то что-то пел про огород.

— Ну да. Чтоб ты про войну забыла. А знаешь, зачем я приехал? Я приехал за тобой поухаживать, — и снова меня поцеловал. Смешной какой.

— Хорошо, милый, я за тебя выйду, — сказала я, когда он перестал целоваться. — Вот только кошелек возьму, чтоб расплатиться со священником.

Всегда он терялся от таких заявлений, хоть знал, что я шучу. Если бывают на свете прирожденные холостяки, то первый среди них — Джонни Мак-Клауд.

— Да брось, — сказал он. — Скорей я на аллигаторе женюсь.

Только упомяни о женитьбе, и Джонни тут же выпадает в осадок. Пора бы мне прекратить свои шутки. Наверное, и Гид достает его насчет того же, и Джонни, небось, было стыдно, что он на мне не женился. Лучше бы он сделал предложение, я бы ему отказала, и вся неловкость бы кончилась. Второй раз выходить замуж я не собиралась, мне хватило одного Эдди. А уж если бы вышла, так не за Джонни. Может, за Гида. Но с ним — совсем другая история.

— Что ж, похоже, помидорам не суждено быть привязанными, — сказала я и взяла его под руку.

Не хотелось идти в дом, очень уж хорошо было на воздухе, но Джонни хотел. Ну, значит, так тому и быть. Единственная женщина, на которую он всегда мог рассчитывать, — я, и я всегда старалась дать ему все, что ему было нужно, иначе что же это была бы за любовь.

На его бедре обнаружилось огромное синее уродливое пятно — лошадь двинула его о дерево. Я принесла из кладовки мазь и велела ему лежать спокойно, пока я буду втирать эту мазь.

— Ты так обо мне заботишься, — сказал он. — Похоже, я давно бы стал калекой, если бы не ты.

— Не такая уж это забота — намазать мазью, — сказала я. — Мог бы и сам это сделать, если бы хоть чуть-чуть о себе подумал.

— Когда это делаешь ты, куда как приятнее, — сказал он. — И раз тебе нравится, можешь еще натереть мне спину.

Джонни и Гид и тут были разные. Когда Джонни забирался в постель, неважно зачем, он старался остаться там подольше. А Гид не такой. Чтобы он хоть десяток минут полежал, его нужно связать. Пыталась я с ним бороться целых двадцать лет — но безуспешно, и потеряла всякую надежду. Когда мы были помоложе, иногда удавалось заставить его расслабиться, но чем старше мы становились, тем неудачнее оказывались все мои попытки. В нем столько энергии, что ему не под силу затормозиться хоть на минутку. А может, ему делалось стыдно, когда он оказывался здесь, у меня, днем. Ночью с ним было полегче, но он редко бывал у меня по ночам.

С Джонни — совсем другое дело. Он мог часами валяться, наслаждаясь жизнью.

Теперь он лежал, вылупив глаза. Он всегда так упорно пялился на меня, что иногда доводил меня до смеха.

— Послушай, Молли, — сказал он. — Ты не могла бы залатать карман моих штанов, пока я их не надел? А то я потеряю кошелек со всем своим капиталом.

— Не знаю, есть ли у меня голубая нитка, — сказала я.

— Не важно, я не франт.

Он задремал, а я надела лифчик и починила ему штаны. Он всегда одевался во всякую рвань. Может быть, он влезал в нее специально, когда ехал ко мне, чтобы мне было что зашивать. Он спал, я смотрела на него. Точь-в-точь Джо. У того все от Джонни: и глаза, и беспечность. Если бы он не был таким легкомысленным, никогда бы не оказался в экипаже бомбардировщика. Но Джонни это нравилось. Уже после того, как наш Джо стал считаться пропавшим без вести, Джонни однажды сказал: пусть лучше сын будет мертвым героем, чем живым трусом.