Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

Можно было задремать и заснуть, но — не тут-то было. Лежала с открытыми глазами. Дождь барабанил в металлическую дверь погреба. Поняла через полчаса, что этой ночью мне от тоски не убежать, и заплакала, даже не пытаясь сдержаться. Сперва просто хлюпала носом, но потом все, что чувствовала, заполонило голову и грудь, и я заревела, заглушая шум дождя. Рыдала так сильно, что стала задыхаться, закашлялась, чтобы восстановить дыхание, потянулась за убежавшим одеялом, чуть не свалилась с раскладушки и спаслась только ухватившись за брезент. Груди мои болтались, как пустые мешки. Перевернула подушку сухой стороной вверх, поревела еще, потом успокоилась, наконец скинула подушку на пол и перевернулась на живот, устроив голову на руки. Так и не смогла заснуть, потому что на душе было очень скверно, но, во всяком случае, помирать уже не собиралась.

Когда терзает такая тоска, нет никакого лекарства, нужно просто сжать зубы и ждать, пока буря внутри не угомонится. Наверное, все от одиночества — невмоготу, когда не о ком печься. Тоскливо заботиться о себе самой, скучно, когда кто-то другой пытается держать меня под своим крылом. Оно, конечно, приятно, но в любви не важно, во всяком случае, для меня. Главное, чтобы было на кого излить свои чувства. На расстоянии не получается, нужно его касаться, ему стряпать, делать для него кучу разных мелочей, Он должен быть мужчиной или мальчиком. Не смогла бы опекать женщину, даже мать. Мужчинам нужны тысячи вещей, о которых они сами не догадываются, и получить они их могут только от женщины. Когда мужчинам требуется твоя забота, чувствуешь себя удобно и легко. Иногда возникают сложности, но все равно нужно пробовать. С Джонни и Джо всегда было просто: они почти одинаковы, и подход к ним нужен один и тот же. А с Гидом бывало тяжело — он слишком честен. Он никогда не обманывался насчет себя и не разрешал этого другим, даже самому себе во благо. Много раз пробовала, и всегда — неудачно, особенно когда у него осложнялись отношения с Мейбл. Тяжело было с папой и с Эдди, но всего труднее — с Джимми. Это просто умноженный Гид. Если папа и Эдди не любили меня, так хоть себя-то они любили, и потому всегда можно было сообразить, как с ними обойтись. А Джимми не любил ни себя, ни меня, и жизнь у него была просто адской. Он так и не изменился. Здесь или на Тихом океане, везде, где бы он ни был, он хотел быть не моим, а чьим-нибудь чужим сыном. Я не могла не только приласкать его, но даже коснуться его руки после того, как он узнал, что Гид — его отец и что не только Гида, но и Джонни я по-прежнему пускаю к себе в постель. И не просто так пускаю, а хочу, чтобы они приходили. Джимми, конечно, этого не знал, а если бы узнал — возненавидел бы меня еще сильнее, потому что ему этого было не понять. Может быть, дело в его религиозных заморочках, но не только в них. Сама я во всем виновата. Если бы вышла за Гида, то Джимми рос бы счастливым ребенком. Но разве это было возможно? Эдди убил бы Гида, или Джонни и Гид рассорились и разошлись навсегда, и мог бы не родиться Джо. Не понимаю, что же неправильного я сделала. Но знаю — Джимми несчастен. Я тоже почти всегда несчастна. В моей жизни было четверо мужчин и два мальчика, и, лежа на раскладушке в погребе, я представляла каждого из них как наяву. И хотела любого из них обнять здесь и сейчас. Уж лучше ослепнуть, чтобы только щупать и осязать, чем так, как теперь — видеть перед глазами одни бесплотные образы.

У всех бывают тяжкие ночи. Не первый раз вот так схожу с ума, и уже не девочка, чтобы думать, будто в последний. Когда дорогие люди вдали, в голову всегда лезут безумные, сумасшедшие мысли и видения. Видела руки, лица, отдельные части тел, даже животы Эдди, Джонни и Гида. Может, стоило выйти за Джонни, это было бы нам обоим во благо, но он-то никогда не решился бы на женитьбу, даже захоти я. Боялся ответственности. И что тогда было бы с Гидом? Это ведь он всегда видел меня своей женой.

Однажды почти решилась за него выйти. Наверное, ревность к Мейбл замучила. Мы были у меня в спальне.

— Если ты соберешься с силами ее бросить, то я за тебя выйду, — сказала я. — А если кишка тонка, так нечего об этом болтать.

Тут он стал разрываться на части — у него дома в это время творилось черт знает что.

— Кишки тут ни при чем, — сказал он. — Будь они тонкими, ты бы меня здесь не увидела. Но я считаю, что разводы — это неправильно. Если Мейбл хочет, пусть подает на развод. А я — не могу.

— Если бы тебя взаправду мучила совесть, тебя бы здесь не было, — сказала я. — Все дело в кишках.