Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

Моя нога задергалась, я начал просыпаться. Когда открыл глаза, отец стоял рядом с кроватью и тормошил мою ступню, будто она — столб забора, а он проверяет, крепко ли столб сидит в земле. Он всю жизнь будил меня только так, а мне это было горше редьки. Я даже предложил ему другое средство побудки — стакан с водой, чтобы он мог поливать меня по утрам. Несколько раз я запасал воду с вечера, но он ее все равно не трогал, а исправно тряс мою ступню. Иногда, правда, если ему хотелось пить, он прежде опустошал стакан.

— Поднимайся, — сказал он. — Раз ты так сильно вырос, что имеешь право голосовать, нечего дрыхнуть, когда солнце уже встало. Дом сегодня на тебе. А я — на пастбище, погляжу, что и как. Вдруг та костлявая пеструха отелилась.

На этот раз вставал я почти охотно. Был день выборов, и мой ушлый приятель Джонни исхитрился, чтобы ему и Молли выпало дежурить у избирательной урны в первую смену. Дежурить полагалось по двое. Было ясно, что до обеда никто голосовать не явится, и он сможет вдоволь покрутиться возле Молли за государственный счет. А я собирался не допустить этого. Я против того, чтобы надували государство.

С хозяйством я справился слишком рано. В половине седьмого уже было нечего делать, но раньше восьми к школе ехать не стоило. Дороги верхом туда минут десять, школа стоит сразу за Бугром Идиота. А вот чего я не умею, так это ждать. Поэтому совершил ошибку: взял тряпку и стал наводить лоск на седло. Полировать такое седло — одно удовольствие, но ошибка обнаружилась тогда, когда вошел отец и меня застукал.

— Чего дергаешься? — сказал он. — И прятать его нет нужды. Я ведь его уже видел. Хорошее седло. Почему ты им не пользуешься?

Седло было спрятано под брезентом, в темном углу пустого закрома для овса, но от папы, видно, ничего не скроешь.

— Потому что оно не мое.

— Какого черта, — он чуть удивился. — Ты что, его украл?

— Не огорчай меня до усрачки, — сказал я. — В жизни еще не украл ни гроша, ты это знаешь.

— Немало парней начинали позже твоего. Так чье же оно?

— Ты что, не видел именную пластинку? — спросил я. — Она, между прочим, из чистого серебра, мог бы и заметить. Это седло для Джонни, я его заказал, просто не было случая отдать.

Папу я, наконец-то, сразил. Я знал, что так и случится, и врать не было никакого смысла.

— Отдать ему? — переспросил он. — Подарить седло за сто пятьдесят долларов ковбою, которому тридцатка в месяц красная цена? Даже дурак скажет, что это дурость. А тем более я.

— Ничего не попишешь, папа. Джонни сделал мне… оказал такую услугу. Рассказывать не могу, права не имею. Никто никогда мне ничего такого не делал, и, может, я проживу дольше твоего, и никто мне ничего такого не сделает. У Джонни никогда не было приличного снаряжения. А я был при деньгах, вот и решил подыскать ему что-нибудь полезное. Ничего плохого в этом нет.

У отца были настоящие черные глаза, и если он хотел выглядеть суровым, то на полпути не останавливался. Он выглядел суровым взаправду.