Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

Все это заставляло Нира поеживаться от сознания собственной посредственности. Каждая деталь предполагаемого прошлого Рейны во весь голос заявляла о безоговорочном успехе и блестящих перспективах. А ее будущее казалось заранее обеспеченным увлекательной работой, гарантированной карьерой и высоким общественным статусом. Тем загадочней выглядел текущий этап жизни его новой знакомой. Возможно ли это: вот так просто взять и соскочить со столь многообещающего маршрута, сбежать от бойфренда и от хайтека, отказаться от множества заманчивых предложений… И ради чего? Ради ежедневной возни с горой документов, невыносимых от утомительной однообразности запечатленного в них ужаса! Ради пыльных папок с обрывками писем и дневников, ради компьютерных директорий со скорбными списками и официальными справками, ради видеофайлов с подробными интервью выживших, уцелевших во всепожирающей огненной геенне Катастрофы…

Почему?

Этот вопрос ни разу не задавался напрямую, но, по-видимому, он так явственно читался в глазах Нира, что Рейна наконец не выдержала. Как-то раз, прожевав свой полуденный бутерброд, она предложила Ниру прогуляться. Предложение выглядело необычным: во все предыдущие дни девушка сразу же, едва стряхнув с колен крошки, спешила вернуться в архив, к работе. Поэтому Нир с самого начала настроился на серьезный разговор и не ошибся. Они медленно шли по безлюдным аллеям парка, и Рейна спокойным отстраненным тоном рассказывала ему историю своей бабушки, нынешней своей полной тезки. Ее голос не дрогнул даже тогда, когда она описывала то, что произошло в первых числах июля 1941 года в степном бессарабском овраге рядом с хутором старого Косты.

– Извини, но я не понимаю одного, – тихо произнес Нир после долгой паузы. – Как же тогда…

Он снова остановился, потому что не смог закончить фразу. У него еще не было случая научиться говорить о таких вещах с тем же отстраненным ровным спокойствием, которое так хорошо получалось у Рейны. Она снова взглянула на него – искоса, мельком. Глаза девушки потемнели; теперь в них стояла глубокая сумрачная тень, тяжкая упрямая сила. «Так вот ты какая, – подумал Нир. – Вот ты какая, если по-настоящему, если без шуточек и смешков». У него вдруг заныло под ложечкой.

– Как же тогда я получилась? – договорила за него Рейна. – Как тогда получилась я, если моя бабушка и все ее дети погибли в тот день в овраге? Ты это хотел спросить?

Нир молча кивнул.

– Очень просто, – сказала она. – Рейна выжила.

Она ведь не захотела поворачиваться к смерти спиной. Возможно, поэтому у убийцы дрогнула рука. Как видно, даже самому последнему мерзавцу не все равно, когда жертва смотрит ему прямо в глаза. Так что лопатка прошла по касательной. Срезала часть черепа, глаз, ухо. Было много крови. Попробуй пойми, что женщина еще жива, еще дышит. Тем более что от удара она упала в яму, которую сама же и выкопала. Убийцы забросали тело землей – нагребли кое-как, по-быстрому, сапогами. А потом взяли котомку Рейны, чтобы совсем уж без добычи не возвращаться, и ушли. Тебе на работу не надо?

– Что?

– На работу не надо? – повторила девушка.

Они вышли к южному краю парка, туда, где над склоном завис одинокий товарный вагон, уходящий в небо.

– А, на работу… – Нир махнул рукой. – Что было дальше?

– Давай присядем. Что-то я устала…

Рейна опустилась на скамью, Нир сел рядом.

Прямо перед ними в раскаленном белесом воздухе темнело прямоугольное тело вагона, и невидимые души постоянных обитателей Учреждения, прижимаясь друг к другу плечами, медленно брели по аллеям.

– Дальше… – вздохнула девушка. – Что было дальше… Дальше она очнулась. Очнулась и не сразу поняла, где она и как там оказалась. Дышать. Ей просто очень хотелось дышать, а что-то мешало. Комки земли во рту, в ноздрях, на лице. Она действовала не думая, инстинктивно: сначала нужно убрать эти комки, нужно вдохнуть полной грудью, а потом уже все остальное. И вот она стала шевелиться, двигать руками, дергаться, рваться наружу. Как я уже говорила, убийцы едва присыпали могилу, так что Рейне без труда удалось сесть. Была уже ночь, но светлая, луна в три четверти, вторая неделя летнего месяца Таммуз. И вот она увидела эту луну… увидела… и вспомнила все.

Нир с тревогой посмотрел на рассказчицу: на лице ее по-прежнему застыло выражение равнодушной отстраненности, но дыхание стало прерывистым, губы подрагивали, а невидящий взгляд был устремлен в сторону, в белое небо за кромкой вагона.