Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Слышь ты, лошадь дохлая, почему эта фотография такая большая?

Он перестал что-то делать руками и с презрением профессионала по отношению к любителю ответил:

— Так увеличил. Если хочешь, могу сделать твою фотографию размером больше верблюда.

— Но у меня нет фотографии.

Он взял фотоаппарат, направил на меня, щёлкнул и сказал:

— Теперь есть. Через пару дней пришлю вам увеличенную фотографию, директор Ло.

Сзади подбежала сестрёнка с криком:

— Я тоже хочу!

Репортёр направил объектив на неё и щёлкнул:

— Хорошо.

— Я хочу вместе с братом, — добавила она.

Репортёр направил объектив на нас двоих и щёлкнул:

— Готово.

Обрадованные, мы собирались ещё о чём-нибудь поговорить с ним, но он уже повернулся, чтобы снимать дальше. Ворота дома Лао Ланя широко распахнулись, и вошёл какой-то человек. Он был в мятом сером европейском костюме, белой рубашке с почерневшим воротником и галстуком из нитки розового искусственного жемчуга. Чёрные брюки со штанинами, подвёрнутыми одна выше, другая ниже, из-под которых выглядывали пурпурные носки, ярко-красные кожаные туфли, обляпанные коричневой грязью. Он носил прозвище @«Сы Да» — «Четыре Больших»: большой рот, большие глаза, большой нос, большие зубы. На самом деле уши у него тоже были большие, и правильнее было назвать его «У Да» — «Пять Больших». На его поясе был закреплён пейджер; в то время мы называли пейджер «электрическим сверчком», мобильные телефоны ещё были редкостью — на сто ли вокруг мобильник был лишь у Лао Ланя. Большой как кирпич, носить его помогал Хуан Бяо. Поговоришь иногда по телефону, без всяких проводов — очень стильно. В то время пользоваться пейджером было тоже очень престижно, не говоря уже о мобильнике. Четыре Больших, шурин поселкового головы, был также самым известным в наших краях подрядчиком по строительству. В нашем городке он брался за любую стройку — от ремонта дорог до строительства общественных туалетов. Перед простыми людьми он подчёркивал своё превосходство, а вот перед Лао Ланем не смел и перед матерью тоже. Он стоял перед матерью с кожаным портфелем под мышкой, кивал и кланялся:

— Управляющая Ян…

Мать в то время уже была управляющей делами и помощником президента генеральной компании Хуачан, а по совместительству главным бухгалтером мясокомбината. В тот день на ней было чёрное платье с белым бумажным цветком на груди, ожерелье из белоснежного жемчуга на шее, никакой косметики, выражение лица торжественное и благоговейное, взгляд острый — ну просто большой иероглиф в стиле кайшу: строгая траурная речь, величественная сосна.

— Ты сюда зачем явился? — спросила она. — Чтобы вести людей могилу устраивать?

— Рабочие как раз там земляными работами занимаются.

— Тебе и следует там быть, чтобы проследить.

— Я всё время там и слежу, — сказал Четыре Больших. — Это же для президента Ланя — кто посмеет делать кое-как? Только вот…

— «Только вот» — что?

Четыре Больших вытащил из кармана небольшой блокнот и стал листать:

— Управляющая Ян, земляные работы скоро будут завершены, на следующий шаг — постройку склепа — требуются три тонны извести, пять тысяч синих кирпичей, две тонны цемента, пять тонн песка, два кубометра древесины и ещё некоторые другие материалы… Не выделите немного денег вперёд, управляющая Ян?

— Так тебе ещё мало полученного от нашей компании? — нахмурилась мать. — Сколько ещё можно вкладывать в строительство склепа? Ещё хватает наглости рот раскрывать. Сначала аванс, потом окончательный расчёт.

— Откуда у меня аванс? — жалостно пролепетал Четыре Больших. — Как только затраты на строительство будут подсчитаны, я заплачу рабочим. А сам всё равно что божество денег: через мои руки эти деньги только проходят, и ни фэня в них не остаётся. Сначала дайте немного денег, иначе и работы не будет.

— Некрасиво ты себя ведёшь, парень, — сказала мать и направилась в восточную пристройку. Четыре Больших хвостиком поплёлся за ней.

Отец с безучастным выражением лица сидел за одним из столов, на котором лежала большая бухгалтерская книга, сброшюрованная из листов сюаньчэнской бумаги, [73] Сюаньчэнская бумага — тонкая рисовая бумага, используется в основном в живописи и каллиграфии. рядом стояла латунная тушечница, на её крышку опиралась кисть. То и дело кто-то входил и подносил кто сколько денег и стопку или две жёлтой бумаги. [74] Жёлтая бумага используется для жертвоприношения духам. Получив деньги и бумагу, отец делал пометку в книге. За отцом стоял невысокий столик, рядом на корточках примостился Сяо Хань из станции по контролю мясопродуктов, который шаблоном с вырезанным на нём изображением медной монеты с квадратным отверстием колотил по жёлтой бумаге, оставляя на ней отпечаток монеты. Это и были ритуальные деньги, которые можно сжигать. Кое-кто приносил ритуальные деньги, сделанные из бумаги в форме банкнот, пачка за пачкой, с напечатанными на них словами «Банк Преисподней» и вымышленным портретом владыки загробного мира. Номиналы этих денег очень большие, в основном по сто миллионов. Вытащив одну с номиналом в миллиард, Сяо Хань с горестным вздохом произнёс: