Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Вот печатают же деньги с таким большим номиналом, разве их разменяешь в инфляцию?

Старик Ма Куй из деревни, который принёс две кипы жёлтой бумаги и сто юаней денег, покачал головой:

— Эти штуки не годятся, деньгами в загробном мире могут стать лишь те, что выдавлены на жёлтой бумаге и сожжены.

— А ты откуда знаешь, что не годятся? — спросил Сяо Хань. — Был там и сам видел?

— Моя старуха сон рассказала: говорит, такие деньги, когда туда попадают, считаются фальшивыми, — сказал Ма Куй и продолжал, пнув их ногой: — Вам нужно сказать президенту Ланю, что эти штуки надо собрать и выбросить, иначе прибудешь туда с полными карманами — так полиция и арестует как фальшивомонетчика.

— Там разве есть полиция? — удивился Сяо Хань.

— А как же! Что здесь есть, то и там имеется, — уверенно заявил Ма Куй.

— Здесь есть мясокомбинат, а там есть? Здесь есть ты, там тоже, что ли?

— Хорош, парень, со мной препираться, не веришь — сходи посмотри, — сказал Ма Куй.

— Мне сходить — раз плюнуть, — хмыкнул Сяо Хань, — да вот смогу ли вернуться? Ты, старик, на смерть меня посылаешь!

Войдя в зал, мать кивнула Ма Кую и язвительно бросила Сяо Ханю:

— Хочешь отправиться туда на повышение, чтобы стать старшим карантинным инспектором Ханем? — И не дожидаясь его ответа, взяла телефонную трубку: — Финансовый отдел? Сяо Ци, это Ян Юйчжэнь, через какое-то время у вас будет Четыре Больших, выдайте ему авансом пять тысяч юаней, да, и не забудьте получить расписку с отпечатком пальца.

— Управляющая Ян, дали бы тысяч десять, разве пяти хватит? — нахально заныл Четыре Больших.

— Тебе, Четыре Больших, дай палец, ты и руку откусишь! — задыхаясь от возмущения, выпалила мать.

— Какое там руку откусишь! Пяти тысяч правда недостаточно, — сказал Четыре Больших, доставая блокнот. — Смотрите: кирпича нужно три тысячи штук, извести две тысячи, пиломатериалов пять тысяч…

— Пять тысяч, и всё, — сказала мать.

Четыре Больших опустился задом на порожек:

— Так у меня никаких работ не выйдет…

— Сам владыка Ло-ван испугается, встретив такого пса паршивого.

Мать взяла трубку:

— Ладно, дайте ему восемь тысяч.

— Управляющая Ян, считать вы просто горазды, — сказал Четыре Больших. — Ну а для круглого счёта? К тому же это деньги не вашей семьи.

— Как раз потому, что деньги не моей семьи, дать десять тысяч и не могу, — сказала мать.

— Выбрав вас, Лао Лань не прогадал, — сказал Четыре Больших.

— Катись отсюда! — сказала мать. — Надоел, сил нет.

Четыре Больших поднялся с порожка и отвесил матери поклон:

— Вы, управляющая Ян, ближе мне отца с матерью!

— Деньги тебе ближе отца с матерью, — сказала мать. — Можешь халтурить и воровать материалы на строительстве дорог и возведении домов, но если будешь заниматься этим при устройстве могилы, тебя ждёт возмездие, Четыре Больших!

— Не волнуйтесь, управляющая Ян, — изворотливо ввернул Четыре Больших. — Непременно постараюсь тратить меньше денег и больше делать работы, даже делать дело, не тратя денег, и возведу могилу, какой и атомная бомба не страшна.

— Из собачьей пасти бивни не появятся! — потеряв терпение, бросила мать. — Ты ведь ещё денег не получил. — Она положила руку на телефон. — Неужто твой заяц прежде телефонной связи поспевает?

— Чтоб я сдох, мой рот повонючее нужника. — Четыре Больших делано разогнал, как веером, вонь изо рта. — Управляющая Ян, тётушка Лань… Нет, что я говорю — тётушка Ло, любезная тётушка, я же сзади газы вашего коня разгоняю. [75] Разгонять газы чьего-то коня — подхалимствовать. Ниже меня никого и нет, но усердно…

— Катись отсюда! — Мать схватила пачку «адских» денег и запустила в него.

Разлетевшись в воздухе, банкноты медленно опустились на пол.

Четыре Больших скорчил гримасу в сторону зала, повернулся и пустился бегом прочь, не разбирая дороги, и столкнулся со входившей в ворота женой Хуан Бяо. Покраснев, та выругалась:

— Четыре Больших, не за траурной шапкой спешишь? Не спеши, она у тебя на голове.

Четыре Больших потрогал голову:

— Извини, тётушка Лань, то есть что я говорю… тётушка Хуан, ты только посмотри на мой рот — плету, что попало. — Он прикрыл рот, вытянул шею, почти коснувшись лица жены Хуан Бяо, и тихо проговорил: — Я тебе титьки не придавил?

— Мать твою, Четыре Больших! — Она пнула его ногой и помахала рукой у себя перед лицом: — Ты что, дерьма нажрался? Ну и вонища!

— Таким, как я, — униженно пролепетал Четыре Больших, — даже дерьма тёплого урвать не удаётся.