Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Если Шэнь Яояо не умерла, я всё равно что мёртвая; если Шэнь Яояо умерла, я жива. — Вчерашняя кинозвезда Хуан Фэйюнь сидела диване напротив Старшóго Ланя и всхлипывала. — Ничего не поделаешь, я люблю тебя. Если она жива, я притворяюсь мёртвой; если она мертва, я буду жить. Этот ребёнок плоть от плоти твоей, тебе следует взять меня в жёны.

Старшóй Лань холодно бросил:

— Сколько ты хочешь денег?

— Ты, подлец, считаешь, что я пришла денег просить? — рассердилась Хуан Фэйюнь.

— А если не за деньгами, зачем чужого ребёнка сажать мне на шею? Тебе следует помнить, — продолжал Старшóй Лань, — что со времени твоего замужества я тебя и пальцем не тронул, а если мне не изменяет память, ваше богатство появилось на третий год после замужества. Не могла же ты носить ребёнка в животе три года.

— Я знала, что ты можешь сказать такое, — сказала Хуан Фэйюнь, — но не надо забывать, что твоя сперма есть в хранилище спермы известных людей.

Зажигалкой в форме пистолета Старшóй Лань прикурил сигару и, возведя глаза к потолку, проговорил:

— Даже если такое было и я попался на удочку этих типов, они сказали, что у меня превосходные гены. Они тобой подосланы, что ли? Ты, видать, постаралась — раз уж так, ребёнок мог появиться, я пригласил лучшего домашнего учителя, лучших нянек, чтобы обучать его, заботиться о нём, чтобы он стал человеком больших способностей, а ты, не мудрствуя лукаво, стала женой коммерсанта.

— Нет, — отрезала Хуан Фэйюнь.

— Почему же? Почему ты не захотела выйти за меня?

Хуан Фэйюнь залилась слезами:

— Я знаю, что это бессмысленно, знаю, что ты — отъявленный хулиган, настоящий бес, что ты на всём умеешь сорвать банк — на законном и незаконном, знаю, что, выйдя замуж за такого человека, как ты, не умрёшь хорошей смертью, но я всё равно хочу замуж за тебя, каждую минуту думаю об этом, меня влечёт твой путь порока.

Старшóй Лань усмехнулся:

— Я однажды был женат, одному человеку уж навредил. Зачем тебе становиться вторым? Скажу тебе честно, я вообще не человек, я — жеребец, племенной жеребец, а племенной жеребец принадлежит всем кобылицам, он не может принадлежать одной. Когда племенной осеменит кобылицу, она должна тут же удалиться. Так что я не человек, ты тоже не хочешь становиться человеком, хочешь стать кобылицей, тебе и в голову не должна приходить такая вздорная мысль, как выйти за меня замуж.

Убитая горем Хуан Фэйюнь стала бить себя в грудь кулаками.

— Я — кобылица, кобылица, ко мне каждую ночь во сне приходит на случку племенной жеребец, который всё внутри раскурочивает… — причитала она, разрывая при этом одежду на груди и с треском разодрав дорогую юбку. Её руки беспрестанно добивались в этом деле успеха: раз-два, и клочки юбки слетели на пол, потом она сорвала бюстгальтер, трусики, в конце концов осталась обнажённой и принялась бегать по гостиной, крича: — Я — кобылица… Я — кобылица…

Крики за воротами храма разбудили меня, но безумные вопли Хуан Фэйюнь ещё звучали в ушах. Я тайком глянул на мудрейшего, мучительное выражение на его лице быстро сменилось безмятежностью. Я хотел было продолжить своё повествование, но услышал шум во дворе. Поднял голову, выглянул, а там на обочине остановился большой грузовик, гружённый пиломатериалами: тут и толстые доски, и крупный кругляк, а на высокой груде дерева — рабочие. Они принялись с грохотом сбрасывать всё это с машины. Раздался звонкий голосок мальчика, которого чуть не задело сброшенным с машины кругляком:

— Дяденьки, вы зачем этот лес сгружаете?

Один из грузчиков, детина в плетёной шляпе, отозвался:

— Быстро вали отсюда, пацан, а то зашибём, некому будет по сыночку плакать.

Мальчик спросил:

— Что же вы всё-таки делать будете?

С машины кто-то сказал:

— Быстро беги домой, скажи мамке, что сегодня вечером здесь будут пьесу играть.

— A-а, так вы собираетесь сцену строить, — обрадовался мальчик. — И что за пьеса?

Тут сверху соскользнула широченная сосновая доска, и с машины раздался испуганный крик:

— А ну катись отсюда, пацан!

Мальчик упрямо стоял на своём:

— Вы же не говорите, какую пьесу исполнять будут — как же я уйду?

— Хорошо, — сдались на машине, — сообщаю тебе, сегодня вечером будут исполнять «Записки о том, как мясной мальчик становится бессмертным», теперь сделай так, чтобы тебя здесь не было.

— Конечно, — откликнулся мальчик, — вы мне сказали, и теперь я исчезну.

— Вот ведь чудак парень, — сказали на машине.