Мо Янь - Сорок одна хлопушка

Это всё была не моя работа — организация управления, помощь родителям в устранении противоречий и налаживание отношений с Яо Седьмым, это Яо Седьмой из кожи вон лез, чтобы я не мог не поставить его на важный участок работы. У меня не было полномочий назначить его каким-нибудь начальником, но, когда меня не было в цехе, он, по сути дела, заменял меня. Изначально я хотел отблагодарить дядюшку Чэн Тяньлэ, но тот из-за своего странного характера ходил целыми днями с кислым лицом и не говорил ни слова, будто все вокруг ему должны и не возвращают долг, и от оставленного им когда-то хорошего впечатления почти ничего не сохранилось.

Я знал, что многие, в том числе и Яо Седьмой, недовольны тем, что я в рабочее время хожу на кухню есть мясо. Сладкоречивый, вечно с улыбочкой на лице — сказать, что он там думал про себя, я с уверенностью не мог. Но мне не было дела до них, зачем они мне нужны, моя жизнь — мясо, его я люблю больше всего, оно становится моим у меня в животе, только тогда оно — моё. Когда оно оказывается у меня в животе, душа радуется, а они недовольны, завидуют, сердятся от голода, но это их дело, пошли они все, я за их настроения не отвечаю.

Я раньше говорил Лао Ланю и родителям, что, если они хотят, чтобы мясокомбинат процветал и развивался, нужно, чтобы я был полон кипучей энергии, чтобы вдохновение не иссякало; а чтобы я был полон кипучей энергии, чтобы не иссякало вдохновение, нужно обеспечить меня мясом. Только если мой живот насыщать мясом, будет эффективен мой мозг. Если у меня в животе мяса не будет, мой мозг будет работать, как заржавевший механизм. На моё требование родителям и ответить что-то было неловко, а Лао Лань расхохотался:

— Ло Сяотун, завцеха Ло, неужели мы, представительный мясокомбинат, не обеспечим тебя мясом? Ешь, ешь от пуза, ешь больше положенного, ешь вне ассортимента, ешь для престижа мясокомбината. — Потом он обратился к моим родителям: — Старина Ло, Юйчжэнь, умеющие есть мясо живут в знатности и богатстве, у голодранцев такого брюха не бывает. Верите, нет? Не верите, а я вот верю. Сколько человек должен съесть за жизнь мяса, определяется от рождения, тебе, Ло Сяотун, видать, назначено тонн двадцать. Не съешь — владыка Ло-ван тебя не примет.

Лао Лань снова расхохотался, засмеялись и родители.

— Хорошо ещё, что у мясокомбината есть такие возможности, — сказала мать, — другое предприятие вряд ли тебя прокормит.

— Дело не в том, прокормит или нет, — вдруг вдохновенно заявил Лао Лань. — Мы можем провести конкурс на поедание мяса, в городе проведём, на телевидении, Сяотун займёт первое место, это же будет невероятная реклама нашего предприятия! — Лао Лань сжал кулак и помахал перед лицом: — Обязательно нужно провести, мысль действительно превосходная. Сами подумайте: ребёнок зараз съедает тазик мяса, к тому же он может слышать, как оно с ним говорит, он может видеть выражение его «лица» — он наверняка сможет обойти всех участников, такие кадры, донесённые с помощью телевидения в тысячи домов, произведут впечатление, да ещё какое! Сяотун, ты к тому времени станешь знаменитостью. Начальник цеха на нашем мясокомбинате Хуачан, да ещё поедающий произведённое на нашем предприятии мясо… Ты прославишься, а вслед за тобой прославится и наше предприятие. К тому времени мясо производства нашего комбината станет лучшим, фирменным мясом, которое народ спокойно может есть. Сяотун, поедание мяса — твой вклад в наше предприятие, чем больше ты съешь, тем больше вклад.

Отец покачал головой:

— Что же это получается? Чемпион по поеданию мяса, винный бурдюк и мешок с мясом?

— Старина Ло, какое же у тебя отсталое представление, — вздохнул Лао Лань. — Ты что, телевизор не смотришь? На телевидении часто проводятся подобные конкурсы: кто больше выпьет пива, кто больше съест блинчиков с мясом, есть даже конкурс по поеданию листьев с деревьев, вот разве что конкурса по поеданию мяса не было. Наш конкурс и впрямь нужно провести, он может оказать воздействие на людей не только внутри страны, но и во всём мире. Наше мясо будет продаваться не только на внутреннем рынке — мы выйдем на мировой, пусть народы всего мира отведают наше фирменное мясо Хуачан, которое можно есть, не беспокоясь о его качестве. Тогда ты, Ло Сяотун, прославишься на весь мир.

— Лао Лань, ты, что ли, тоже, как Сяотун, пьянеешь от мяса? — усмехнулась мать.

— У меня нет таких способностей и везения, как у твоего сына, чтобы испытывать опьянение от мяса, — сказал Лао Лань, — но я могу оценить силу его воображения. Ваше отношение к нему никуда не годится. Ваша самая большая проблема в том, что вам нравится постоянно смотреть на Сяотуна родительским взглядом, так дело не пойдёт. Во-первых, вы должны забыть, что Сяотун — ребёнок, во-вторых, забыть, что он ваш ребёнок. Без этого вы не сможете оценить Сяотуна и тем более признать его одарённость. — Потом он обратился ко мне: — Племяш, у нас всё по принципу «сказано — сделано», так что конкурс по поеданию мяса мы непременно проведём если не в первой половине года, то во второй, если не в этом году, то в будущем. Твоя сестрёнка ведь тоже знает толк в том, как мясо есть, верно? К тому времени и её пошлём вместе с тобой. Это будет вообще блеск… — Он настолько возбудился от собственной идеи провести конкурс, что глаза его сверкали, а сам он говорил, размахивая руками, будто разгоняя комаров. В конце концов, со слезами на глазах и волнением в голосе он обратился ко мне: — Сяотун, племяш, когда я вижу умеющего есть ребёнка, душа моя полнится самых разных чувств. В этом мире только два человека обладают талантом поедания мяса: один — это ты, другой — безвременно погибший сын моего третьего дядюшки…