Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

Бояровы между тем старались не разбудить сына. Они молча разместились в микроавтобусе, который за ними выслала страховая компания.

– Я его видела, – наконец сказала Женя, когда микроавтобус миновал третье кольцо.

– Я тоже. Его трудно не заметить с этими его лиловыми шарфами на шее, – ответил Бояров.

– Я тебя прошу, – урезонила мужа Женя.

– Извини. Но и вправду идиотская привычка.

– Это его привычка.

– Ты права. И не нам судить.

– Не нам… – тихо улыбнулась Пчелинцева.

– Мой сын спит и даже не понимает, что у него началась новая жизнь, – произнес Бояров, сделав ударение на слове «мой».

– Твой сын – молодец. Не капризничает, не буянит…

– Наш сын – молодец, – поправил Бояров.

А Вадим Леонидович Суржиков в это время сидел на заднем сиденье такси и, открыв окно, подставлял лицо свежему ветру. Хмель еще гулял в его голове, помогая мечтать о ближайшем будущем – тут были и поездки, и выступления, и научные работы, и премии с наградами.

Суржиков, да и Бояровы (равно как и все остальные) еще не знали и не верили, что очень скоро, через каких-то пару недель, жизнь переменится. Да так, что станут смешными и нелепыми все эти человеческие устремления в будущее. Наступят времена болезней, страха, одиночества. Привычная жизнь уйдет, на смену ей придет растерянность.

Суржиков ничего этого еще не знал, но чувствовал какое-то тревожное томление и сожаление, которые никакие бравурные планы не могли заслонить.

«О, это, верно, и есть то самое португальское «саудаде», – догадался образованный Суржиков, – светлая печаль и сожаление о счастье, лицо которого ты видел, но не сохранил. Или даже видел, но не узнал».