Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

Пчелинцева чуть со стула не упала:

– Папа, Олег тебе все рассказал? Ты уверен?

– Женя, он взрослый человек. У него опыт за спиной. Он все мне рассказал. И он хочет воспитывать этого ребенка.

Женя внимательно посмотрела на отца:

– Папа, еще раз – что он сказал про ребенка?

– …что я всегда хотел детей, никогда не отказывался от ребенка и сделал тебе предложение, – это подал голос Бояров, который нес лимонад.

– Понятно, – тихо сказала Женя.

– Понимаешь, – продолжил Бояров, обращаясь только к ней, – я опустил кое-какие детали. Они ведь не важны ни твоим родителям, ни нам. Я решил, что надо сказать главное.

– Меня бы тоже надо было спросить… – начала было Женя, но в это время Татьяна Владимировна закричала:

– Куранты бьют! Шампанское! Шампанское открывайте…

И все как один засуетились, заулыбались, зазвенели бокалами, куда Илья Петрович наливал шипучий напиток. И на эти минуты вдруг отступили все вопросы, проблемы, неразрешенные загадки. Все вдруг стало таким несущественным, а главным были часы, отбивающие секунды старого года и предваряющие начало нового. Главной была надежда на счастье и любовь. Все собравшиеся в этом маленьком доме разом засмеялись, сталкивая звонкие бокалы.

– Ах, как же хорошо, что мы догадались приехать! – вдруг сказала Татьяна Владимировна. – Мы немного вам помешали, но хоть познакомились. А так когда бы еще довелось…

– Почему же, мы бы вам сразу после рождения ребенка написали. Вы думаете, Женька дома усидит?! Она же на работу рваться будет! – воскликнул Бояров.

– С нее станется, – подтвердил отец, – но ты с ней строже, строже…

– Не вмешивайся и не подзуживай. Они разберутся… – мудро заметила Татьяна Владимировна.

– Гусь очень вкусный, но я больше не могу лопать, – сказала Женя.

Пока все разговаривали, она успела съесть поджаристый хвостик и ободрать почти всю хрустящую корочку.

– Давай прогуляемся немного, – предложил Бояров. – Там такая тихая снежная ночь!

– Далеко не ходите, – заволновалась Татьяна Владимировна.

– Мы здесь, по улице до поворота и назад, – заверил ее Олег и повернулся к Жене: – ты просто сапоги надевай и шубу прямо на этот свой домашний костюм. Там не холодно, а просто свежая, мягкая погода.

Женя слезла со стула, уточкой переваливаясь, пошла к вешалке. Олег помог ей натянуть сапоги, и они вышли на крыльцо.

– Как же пахнет! – сказала Женя.

– Потрясающе. Всем подряд – снегом, хвоей мокрой, морем и даже пирогами.

– Это соседи коврижки пекли весь день. По-моему, вся улица пропиталась запахом кардамона и корицы.

Бояров промолчал. Когда они вышли за калитку, он взял Женю под руку.

– Не возражаешь? А то шлепнешься, меня Илья Петрович убьет. И правильно сделает.

– Что такого ты ему наговорил? – спросила Женя.

– Ничего, только правду.

– А про ребенка?

– Умолчание не есть ложь. Иногда, – серьезно ответил Олег, – а еще есть то, что не надо знать другим. Только двоим.

– Троим, – поправила его Женя.

– Послушай, я не хочу обсуждать третьего. С твоего позволения, конечно. Я не буду тебя торопить. Ты еще раз подумай обо всем. У меня есть только одно условие.

– Условие? Какое?

– Если ты мне ответишь «да», имя третьего никогда не всплывет в нашей семье. И родившийся ребенок будет нашим. Твоим и моим. Понимаешь, это мы, взрослые, можем пережить обрушение собственного мира. А вот ребенок – для него бесследно это не проходит. Поэтому наш ребенок никогда и ничего не узнает.

– Бояров, ты понимаешь, что я не готова отвечать тебе? Я даже не представляю, как и когда случится такое, что я отвечу «да». И как это «да» сказать, если мы только работали вместе?!

– Женя, если ты вспомнишь, как мы работали, общались, куда мы вместе ездили по делам, о чем мы разговаривали, ты поймешь, что мы ближе друг другу, чем те, кто ходил на свидания, в кино или проводил вместе выходные. Понимаешь, мы стали близкими людьми, пройдя через очень сложный период. А это порой важнее, чем поцелуи.

– Я целоваться люблю, – заметила Пчелинцева.

– Я тоже. И я бы целовал тебя, не веди ты себя так строго.

– А я строго себя вела?

– Ужасно. А еще ты умеешь так словом припечатать, что я даже стеснялся порой что-то тебе сказать. Не связанное с работой.

– Кто бы мог подумать! Но, знаешь, я чувствовала, что нравлюсь тебе.

– Слава богу. Я уж так это демонстрировал, что посмешищем стал в конторе.

– Да, правда?!

– Да. Ты не замечала. Ты у нас человек стремительный…