Наталия Миронина: Босиком по краю моря [litres]

– Не выкинет. Он ей нравится… Может, даже любит…

– С чего ты взял?

Илья Петрович с укором посмотрел на жену.

– Ну да, а то такие животы на пятом месяце у взрослых людей исключительно по причине глубокой ненависти появляются, – сказал он.

Вадим Леонидович был доволен – все случилось так, как он запланировал. Его выступление на объединенной европейской комиссии по развитию единого медиапространства, знакомство с представителем партии зеленых, депутатом Бундестага, небольшая пресс-конференция, отчет о которой был во всех весомых немецких газетах… Суржиков вез в портфеле почти все номера этих газет. В Москве он подошьет их в папку, а на своем сайте обязательно опубликует ссылку на эти издания. И совершенно неважно, что эта самая комиссия всего лишь еще одна попытка европейских чиновников создать небольшую синекуру, где можно говорить правильные слова, вырабатывать резолюции и декларировать благие намерения. Да еще в таких организациях хорошо платили. Вадим Леонидович был человеком умным и опытным. Он все это знал, но работа в такой организации с некоторых пор была его мечтой.

Вадим Леонидович всегда делал карьеру и использовал для этого все, что случалось и «имело место быть». Он понимал, что каждая мелочь может стать решающей, любой штрих в состоянии дополнить картину, и его карьера, и без того вполне успешная, получит дальнейший импульс. В последнее время все мысленные рассуждения Вадима Леонидовича о своей деловой судьбе отчасти были похожи на мечтания гоголевского Манилова. Типа вот заметит заморское начальство Суржикова и предложит… А вот что предложит и на что согласится Вадим Леонидович, было большим вопросом.

За этими мечтаниями скрывалась причина будничная – Суржикову осточертел университет. Хуже горькой редьки надоели ему университетские будни с их лекциями, зачетами-незачетами, ленивыми студентами и, что еще хуже, энергичными отличниками. Последние были более противны Вадиму Леонидовичу – они напрягали, отнимали много времени своим неуемным любопытством и активностью. И нужно было поддерживать репутацию яркого, харизматичного, «самого молодого профессора», лидера собственных студентов. Но… Это было уже скучно. Вадим Леонидович выгорел. Во всяком случае, так он оправдывал свою внезапную, но стойкую неприязнь к преподавательской деятельности.

С некоторых пор Вадим Леонидович внимательно оглядывался по сторонам и потихоньку приходил к выводу, что карьера ученого-гуманитария международного уровня ему вполне подходит. «Впрочем, уровень – это не главное. Главное – среда обитания. И вот все эти ученые мужи, заседающие в Страсбурге и Брюсселе, вполне достойная компания», – подумал Суржиков и стал двигаться в нужную сторону – писал заявки на участие в различных форумах, сначала даже за что-то платил, потом посылал статьи в журналы, начал переписываться с учеными из других стран. Вадим Леонидович был упорным и деятельным, а потому вскоре цель приобрела ясные очертания. Его уже приглашали и просили выступить. Суржиков пару раз выступил на радио, произнес несколько крамольные речи и заработал репутацию нонконформиста. На факультете его осудили – там придерживались центристских позиций. Вадим Леонидович махнул на это рукой – хотелось быстрее поменять работу.

Сейчас он возвращался из Ганновера, из этой «королевской цитадели» – о том, что большинство европейских фамилий родом из ганноверской династии, любила вспоминать местная печать. Там он провел пять дней. Три – непосредственно мероприятие, а еще два дня он посвятил укреплению личных связей. Было выпито много водки с тем самым депутатом от партии зеленых и состоялось знакомство с активисткой молодежной организации «За безопасный интернет».

Суржиков вспомнил, как бойко он говорил по-немецки со своими новыми знакомыми, немец даже ему комплимент сделал. На что Суржиков ответил немецкой поговоркой, чем совершенно покорил собеседника. От встречи с активисткой остались еще более приятные воспоминания – девушка была из маленького швабского села и, как выяснил Суржиков, происходила из семьи протестантского священника. Принципы полученного девушкой воспитания были просты – скромность и верность вере. А потому дорогие костюмы, часы и весь такой вальяжный вид Суржикова ее явно покорил. Видимо, она приняла его если не за российского олигарха, то за человека весьма состоятельного. Суржиков просчитал собеседницу сразу и пускал ей пыль в глаза аккуратно. В какой-то момент он подумал, что при определенном упорстве он мог бы попробовать жениться на этой неторопливой девице. Но все же эта мысль показалась ему преждевременной. Пока впереди была Москва, опять университет. И, сидя в Ганноверском аэропорту, ожидая вылета, Суржиков прикидывал, на какое мероприятие его позовут в следующий раз.