Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Думаю, у вас отошли воды, миссис Уайт.

Она крепко зажмурилась и вцепилась в четки.

– Только не это! – Делия Гарретт резко перевернулась на бок и накрыла голову подушкой.

Я всей душой сочувствовала матери, потерявшей ребенка, и пожалела, что не могу перевести ее в другую палату.

– Вы на несколько недель раньше срока, – сообщила я Онор Уайт, – но беспокоиться не о чем.

Я пальпировала ее живот. Тазовый конец плода прощупывался вверху, как и следовало. Но вместо того, чтобы нащупать твердую арку позвоночника, мои пальцы попали в провал, после чего обнаружили голову. Значит, плод повернулся лицом вперед. Это было более характерно для позднего срока беременности, и такое неудобное положение объясняло, отчего плодный пузырь Онор Уайт уже лопнул. Оставалось надеяться, что плод перевернется лицом вниз, прежде чем у роженицы начнутся потуги. В противном случае нас ожидали долгие и болезненные роды, серьезный разрыв, а может быть, даже (если случится худшее) щипцы.

Я взяла слуховую трубу и, двигая ее по тугой коже, стала вслушиваться, пока мой слух не уловил слабое, но бойкое сердцебиение в правой нижней части живота.

– Теперь, когда отошли воды, у вас все идет очень хорошо, – сказала я. – Сейчас я продезинфицирую руки и осмотрю вас перед тем, как поменять вам постель.

Но прежде всего я усадила Онор Уайт на судно, чтобы она опорожнила кишечник и мочевой пузырь. Потом снова уложила на мокрую простыню. Она безропотно раздвинула бедра.

Я пыталась на ощупь определить, не выпала ли пуповина, потому что иногда петля выходила сначала и могла обвиться вокруг головы. Но, к моему изумлению, Онор Уайт уже полностью раскрылась, и моя рука в перчатке нащупала тонкий край входа в матку. Я жутко корила себя за то, что не проверила раньше.

– У вас уже были схватки, миссис Уайт?

Она кивнула и закашлялась.

– Где, в районе спины?

Еще кивок.

– Как долго?

– Порядком.

– Почему вы мне не сказали?

Она лежала с каменным лицом.

– Значит, дело сдвинулось.

Почти готовы к потугам, добавила бы я, если бы плод лежал лицом к позвоночнику.

Обычно в такой ситуации врач дает роженице морфий, после чего остается надеяться, что от сокращений матки плод перевернется, покуда мать спит, но Онор Уайт наверняка отказалась бы принимать наркотическое средство, да и в любом случае для этого еще не пришло время.

Чтобы стимулировать роды при тазовом предлежании плода (когда он расположен головой вверх), я могла бы заставить крошечного пассажира перевернуться, нажимая на утробу матери, но при таком положении было лучше использовать силу тяжести. Я подняла Онор Уайт с кровати и усадила на стул.

– Пожалуйста, миссис Уайт, положите руки на колени и нагнитесь вперед.

Брайди помогла мне надеть на роженицу свежую ночную рубашку, после чего мы сняли мокрые простыни и постелили сухое белье. Действовали мы слаженно и споро.

Краем глаза я заметила, как Онор Уайт задержала дыхание и побагровела.

– Нет-нет, миссис Уайт, еще рано тужиться!

Она выдохнула и отрывисто закашляла.

– Дело в том, – объяснила я ей, – что ваш ребенок лежит не под тем углом, голова сильно давит на таз, вот вам и кажется, что вы уже готовы.

Она подавила стон.

Брайди скомкала мокрые простыни и бросила в корзину с грязным бельем.

– Когда сбросишь это по желобу в прачечную, – обратилась я к ней, – найди доктора Линн и сообщи ей, что у миссис Уайт неизменное тазовое предлежание и зев матки почти полностью раскрыт.

Я видела, как Брайди шепотом повторила фразу, пытаясь точно запомнить каждое слово.

– Просто скажи ей «тазовое предлежание».

Она кивнула и пулей выбежала из палаты.

Теперь, когда я внимательно всмотрелась, то увидела, как напряглось лицо Онор Уайт, когда пришли новые схватки. Роженица так надрывно закашлялась, что мне пришлось подставить ей чашку для мокроты, и она отхаркнула что-то темное.

– Если не возражаете, миссис Уайт, выскажу свое мнение, – заговорила вдруг Мэри О’Рахилли, озабоченно глядя на нее, – мне вот помог хлороформ.

Та не ответила.

– Хотите, дам вам ингалятор, он успокоит кашель и позволит поберечь силы для потуг.

На что роженица яростно замотала головой.

Она начала меня беспокоить. Я полагала, что Онор Уайт – просто-напросто стоический тип, но, возможно, она намеренно решила подвергнуть себя родильным мукам, которые воспринимала как жестокую кару за то, что монахини называли ее вторым проступком, вторым прегрешением. Время от времени меня вызывали осматривать на дому рожениц, переживающих схватки без медицинской помощи, и очень часто даже после моего прибытия дело приобретало скверный оборот, и у меня возникало впечатление, что домашнее заточение высасывало их жизненные силы. Среди них были не только безмужние. Одну – ей было под пятьдесят – настолько обескуражило то, что она, в ее возрасте, снова оказалась в положении, что бедняга ни единой душе, даже мужу, ничего не сказала – ее привезли в нашу больницу на кресле-каталке с торчащей из нее крошечной ножкой, и мы с сестрой Финниган пережили долгую тяжкую ночь, в течение которой пытались спасти жизнь обеим…