Эмма Донохью - Притяжение звезд

В морге никого не было. Мне приходилось уже бывать в его белой прохладе, но я еще никогда не видела здесь такого призрачного обилия гробов. У каждой стены гробы стояли штабелями – по шесть друг на дружке, точно поленница. Интересно, как санитары морга разбираются, где чей гроб, – может быть, карандашом пишут на стенках фамилии?

– Как их много!

Доктор Линн пробормотала:

– Да это еще мало. На кладбище гробы громоздятся сотнями, дожидаясь очереди для погребения. Я считаю, они представляют опасность для живых. Вот немцы – невероятно практичная нация: они кремируют своих покойников.

– Правда?

– Это может шокировать, но сами понимаете, fas est ab hoste doceri [21] Учиться дозволено и у врага (лат.). Овидий, «Метаморфозы», IV, 428. .

Я не отреагировала, поэтому, глядя на мое непонимающее лицо, она перевела:

– Учись даже у врагов. Я не удивлюсь, если выяснится, что причиной этого гриппа стали миазмы гниения, распространяемые над полями сражений…

Я последовала за ней в прозекторскую, в центре которой стоял сияющий, как алтарь в храме, стол: белый фаянс со сливным отверстием в середине, к которому сбегали глубокие желобки, похожие на прожилки листа. Я сложила свои вещи на стул, а доктор Линн подкатила к столу одну из тележек и сняла простыню.

Айта Нунен, чья кожа за несколько часов стала серой. Ее пальцы казались неуместно яркими от тринитротолуола, которым она начиняла снаряды на заводе. Под ночной рубашкой куполом торчал живот.

– Там ребенок, – шепнула она мне на ухо.

Что же я расслышала в ее голосе: гордость, ужас, конфуз?

Если бы все шло нормально, она бы избавилась от бремени приблизительно в январе, а потом спустя несколько недель младенца понесли бы в церковь получить благословение и крещение святой водой. Но сейчас посещение церкви с новорожденным младенцем показалось мне странной традицией, словно деторождение оставляло на женщине пятно, которое требовалось смыть, как грех. Избавила ли смерть Айту Нунен от необходимости совершить в церкви обряд очищения молитвой?

Доктор Линн положила на фаянсовый стол резиновый брусок.

– Это облегчит доступ к брюшной полости. Мы сможем справиться сами или мне позвать санитара?

Она взялась за дальние углы простыни, на которой лежало тело.

Я как-то по-детски испугалась остаться здесь, в тускло освещенном зале со сводчатым потолком, в одиночестве и ждать возвращения доктора с подмогой. И сказала:

– Ничего, справимся.

Я схватилась за другие два угла простыни и собралась с духом. Небольшая женщина оказалась тяжелее, чем я ожидала. У меня свело мышцы спины, и я ее немного выгнула, чтобы расслабиться. Мы вдвоем перетащили Айту Нунен на фаянсовый стол и повернули сначала на правый бок, потом на левый, чтобы вытянуть из-под нее коричневатую простыню, и поместили резиновый брусок вдоль позвоночника.

Из носа у нее текла розоватая струйка. Я вытерла ее.

А врач уже подкатила к столу хирургическую лампу. Она направила луч света на тело и максимально увеличила яркость.

Я принялась было развязывать тесемки ночной рубашки; но, задрав ее повыше, снова затянула. Мне было стыдно оголять Айту Нунен, даже когда ее никто не видел.

Встав напротив доктора Линн, я приготовила перьевую ручку и лист бумаги.

– Livor mortis, – тихо заговорила она. – Посмертная синюшность кожи.

Она приложила кончик пальца к посиневшей руке Айты Нунен, и там тут же возникло белое пятно.

– Спустя двенадцать часов после смерти, – пояснила она, – кожа останется синей, даже если ее помять.

– Тело еще не окоченело, – добавила я.

– Это потому, что здесь холодно!

– Правда?

– Может показаться парадоксом, но rigor mortis [22] Трупное окоченение (лат.). вызывают метаболические процессы разложения, в то время как низкие температуры тормозят процесс разложения трупа и продлевают мягкость его тканей.

На плечах, руках, спине, ягодицах и икрах у Айты Нунен начали образовываться фиолетовые пятна. А над локтями остались синяки там, где я сжимала ее, пытаясь оживить с помощью массажа. (Нам не всегда удавалось сдерживаться при тщетных попытках восстановить дыхание у пациенток.)

Доктор Линн вздохнула.

– Не человек, а руина. В тридцать три года практически без зубов, а эта опухшая нога, вероятно, постоянно болела.

Я чуть ли не с ужасом смотрела на истерзанный живот Айты Нунен, который за всю ее жизнь вздымался и опадал двенадцать раз.

– А вы знаете, – обратилась ко мне врач, – что мы здесь теряем в полтора раза больше рожениц, чем в Англии?