Эмма Донохью - Притяжение звезд

Она стыдливо повернулась ко мне спиной и стала расстегивать пуговки своей блузки.

Потом я дала ей чистый носовой платок, сунула под язык термометр и начала заполнять медицинскую карту, как будто она была пациенткой: Брайди Суини. Возраст: двадцать два года (примерно). Я не знала многих ее данных. Мне претила мысль указать дом матушки настоятельницы монашеского ордена сестры Люк в качестве ее места жительства. Врач приемного покоя… прочерк. Я попыталась вспомнить, когда поставила ей термометр… минута уже прошла? Время текло странным образом. Я наклонилась над Брайди и дотронулась до ее челюсти.

– Открой рот.

Ее сухие губы разомкнулись, и я взялась за термометр. Когда я его вынимала, ее губа прилипла к стеклу, кожа чуть треснула, и появилась капелька крови.

Я протерла стеклянный цилиндрик и увидела: 39,2 °C. Высоковато, но не такая высокая температура, какая обычно бывала при этом гриппе, успокоила я себя.

Выбежала из палаты. Я торопливо шагала по коридору мимо медсестер и врачей, обгоняя еле тащившихся больных. Заглянула в женское инфекционное и, поскольку никак не могла запомнить имя дежурной медсестры, просто позвала:

– Сестра? Сестра?

Маленькой монахине такая форма обращения не понравилась.

– В чем дело, сестра Пауэр?

– Моя помощница неважно себя чувствует, – звонко произнесла я фальшиво обыденным тоном. – Вы не могли бы кого-то прямо сейчас отправить за врачом?

Я не уточнила, кому понадобился врач. Я не могла признаться, что уложила в кровать волонтерку, которая даже не прошла предварительный осмотр в приемном покое.

Монахиня сказала со вздохом:

– Хорошо.

Я сглотнула уточнение: «Немедленно!»

Вернувшись в палату, я увидела, что Брайди уже лежит под одеялом, а ее одежда сложена на стуле рядом.

(Вот тут мне стало предельно ясно, каково это расти в приюте, всегда зная, что за нерасторопность тебя ждет наказание розгами.)

Я не могла сейчас строить из себя главную по палате, потому что я так боялась, что едва дышала, но ведь кроме меня никого и не было. Как говорится, нужда заставит. Я усадила Брайди, подложив ей под спину две подушки. Принесла из шкафа четыре пропахших фосфорным раствором одеяла. Потом сделала горячее питье с виски, не пожалев спиртного. Брайди дышала немного учащенно, пульс тоже был слегка повышен. Я записала все показания в ее медкарту, стараясь подойти к делу по-научному. Во всяком случае, кашель ее не мучил.

Брайди шевельнулась под одеялом.

– А что, если эта кровать понадобится настоящей пациентке?

– Тихо! Ты и есть настоящая. Тебе давно пора отдохнуть после всей этой беготни и суеты за два дня, которые ты тут провела, помогая мне. Так что лежи и отдыхай в свое удовольствие.

Мой тон был неуместно игривым. И я добавила:

– Тебе же небось спать хочется после бессонной ночи на крыше?

Потрескавшиеся губы Брайди расплылись в лучезарной улыбке.

Я резко развернулась.

– Миссис О’Рахилли, вы не будете против, если я вас переложу на кровать у стены, чтобы у нас тут стало немного попросторнее?

Мэри О’Рахилли робко ответила:

– Конечно.

(Всякий раз наклоняясь над Брайди, я надеялась, что мне удается стереть с лица выражение испуга – испуга, но не любви. Но я бы не хотела, чтобы кто-то посторонний увидел, какими глазами я на нее смотрю.)

Поэтому я помогла Мэри О’Рахилли выбраться из-под одеяла и перебраться на соседнюю койку. Не забыла я и о младенцах. Вкатила колыбель Юнис между новой кроватью ее матери и опустевшей кроватью в середине, чтобы удалить от чихавшей Брайди. Потом поставила рядом колыбель с Барнабасом, но слишком резко, потревожив обоих младенцев, и Юнис захныкала.

Я все пыталась вспомнить, если, конечно, кто-то мне говорил, связан ли короткий инкубационный период заболевания инфлюэнцей с более опасной формой. И могла ли Брайди по-быстрому проскочить фазу болезни и встать на ноги в считаные дни?

Чтобы она не мерзла, я укрыла ей плечи и шею кашемировым платком.

Она проговорила, стуча зубами:

– Приятно!

Потом я положила на нее одеяла и подоткнула края под тело, скованное ознобом.

– А теперь мне будет жарко! – пошутила она.

– Тебе полезно потеть.

– Можно еще воды?

Я побежала и налила ей полный стакан.

Брайди чихнула раз пять подряд в свой носовой платок.

– Извини.

– Перестань, – перебила я, – тебе не за что извиняться.

Я бросила ее носовой платок в корзину с грязным бельем и дала свежий. Мне показалось или болезненный румянец на щеках уже добрался до ее фарфоровых ушей? И теперь приобрел коричневатый оттенок? Красный – коричневый…