Владимир Мазурин - Дурные деньги

— Я? Да, да, накипело у меня здесь, — Федор положил ладонь на грудь, — а высказать некому.

— Мне ты можешь говорить как на исповеди.

— Может, ты и грехи отпускаешь?

Корреспондент засмеялся:

— Безусловно. Когда человек в чем-то откровенно признается, он тем самым облегчает себе душу. Во мне ты найдешь самого терпеливого слушателя. Такая уж у меня профессия — слушать других. Скажи мне, что тебя гнетет?

Федор задумался. Видя его затруднение, человек в зеленом плаще пришел на помощь:

— Может быть, нелады с женой? Ты ведь, насколько мне известно, даже домой не заходишь, живешь неприкаянным бобылем.

— Надоела мне она! — в сердцах воскликнул Федор. — Шагу ступить не дает — все пилит и пилит, пилит и пилит…

— Характер у нее, что ли, вредный?

— Да ведь кто их, женщин, поймет! То вроде бы ничего, а то — как собака цепная. Заведется — и на весь день.

— Когда это бывает?

— А почти всегда! Вот хотя бы взять зарплату. Я же ей почти все деньги отдаю! Знаешь, сколько я ей в последнюю зарплату домой принес? Триста сорок рубликов! Да за такие деньги раньше бы…

У Федора даже в горле запершило при одной мысли о том, что было бы раньше в подобном случае.

— Хорошо. А сколько ты утаил?

— Да сколько?.. Не так уж и много.

— А все-таки? Рублей шестьдесят?

— Откуда ты знаешь?

Человек в зеленом плаще усмехнулся:

— Могу назвать, совершенно точную цифру. Шестьдесят пять рублей тридцать две копейки.

В груди у Федора захолонуло. «Вот дьявол! — мелькнуло в голове. — По ведомости, что ли, проверял?»

— А ты знаешь, — честно сознался он, — о мелочи-то я и забыл совсем.

— На старые деньги это три рубля двадцать копеек, — напомнил корреспондент. — А твои шестьдесят пять — шестьсот пятьдесят. Итого шестьсот пятьдесят три рубля двадцать копеек.

— Шесть-сот пять-де-сят три, — по слогам растянул Федор сумму, словно бы удивляясь ее величине. — Да я тогда такие-то деньги… в год раз, может, только в руках и держал…

— Вот видишь! А ты говоришь: немного.

— Но ведь мы сейчас по-другому деньги-то считаем. Если бы мне тогда сказали, что я в месяц больше трех тысяч буду зарабатывать…

— Больше четырех тысяч, — поправил человек в зеленом плаще и улыбнулся.

— Как? Ах да! — смутился Федор. — Я считаю те, которые жене отдал.

— А почему ты не считаешь те, которые себе оставил? Разве ты их не заработал?

Федор с опаской взглянул на собеседника.

— Да как тебе сказать? — Тут он решил, что лучше уж быть откровенным. — С одной стороны, вроде бы заработал, а с другой…

— Нет? — подсказал человек в зеленом плаще.

— Нет, — выдохнул Федор и тут же почувствовал, что ему чуточку стало полегче. Самую малость, но все-таки легче.

— Это любопытно. Так что же… выходит, ты эти деньги… присвоил?

Человек в зеленом плаще явно смягчил последнее слово, это не прошло мимо внимания Федора.

— Выходит, так!

— Хорошо. А теперь скажи, почему ты это сделал? Разве тебе мало денег, которые ты заработал честно?

Федор задумался, и чем дольше он думал, тем тяжелее становилось на душе. Человек в зеленом плаще первым нарушил тягостное молчание:

— Один мудрый человек советовал: если не знаешь, что сказать, говори правду.

«Мысли он, что ли, читает?» — подумалось Федору.

— Почему я так сделал? — спросил он себя. — Да все же так делают! А чем я хуже других?

— Вот как! — воскликнул человек в зеленом плаще, и от этого восклицания Федору стало еще тяжелее. — Рассуждая по-твоему, мы придем к такому выводу: если другие присваивают не принадлежащие им деньги, ты должен делать то же самое, чтобы не быть хуже тех, кто работает нечестно.

Федора даже в жар бросило. Действительно, какая-то чертовщина получается.

— Я как-то не подумал об этом, — пробормотал он и вдруг почувствовал, что ему стало труднее дышать.

— Неправда! — перебил его человек в зеленом плаще. — Ты об этом думал, и не однажды. Вспомни-ка!

Федор задумался, однако припомнить ничего такого не смог. Тяжесть в душе росла, дышать стало еще труднее, на лбу выступили капельки холодного пота.

— Хорошо, я подскажу тебе, — пришел на помощь человек в зеленом плаще. — Помнишь, ты сидел у пруда и думал о том, что раньше в колхозе было больше порядка…

— Так я об этом и сейчас кому угодно могу сказать! — воскликнул Федор. — Что правда, то правда! Жили мы хуже, труднее, а порядку было больше. Мы слишком много воли взяли. Разве мы тогда могли позволить себе то, что сейчас позволяем! Вот мы про деньги говорили — шестьсот пятьдесят, четыре тысячи… Да мы их разучились считать, деньги-то! А почему? Потому что и колхоз их не считает. Большие тыщи на ветер летят. И виноватых нет, никто ни за что не отвечает. Государство все спишет, привыкли к этому. А если вверху беспорядок, внизу порядка нечего и спрашивать. Каждый сейчас кум королю…