Владимир Мазурин - Дурные деньги

На закуску Гришуня принес соленых огурцов, луку, несколько сваренных вкрутую яиц, не забыл он и хлеба с солью. Федор к тому времени достал из своего запаса еще две бутылки водки и спрятал их под кустом, чтобы зря не мозолили глаза. Вдвоем с Сашкой они вольготно расположились на траве, гармонь, дожидаясь своей минуты, лежала тут же, возле них.

Наполнив стакан до краев, Федор протянул его Гришуне. Стараясь не пролить ни капельки, тот медленно поднес стакан ко рту и истово, глоток за глотком опорожнил его. За Гришуней наступил черед Сашки Ромодина. Ему тоже Федор налил сполна, себе же — половину, объяснив, что в компании нужно идти плечом к плечу, иначе в ней не будет согласия и понимания. Пустая бутылка полетела за куст и упала в заросший ряской бочаг. Минут десять все трое неторопливо курили и разговаривали про необычную нынешнюю жару, про то, что погода теперь зависит от космоса, от спутников там всяких, от запусков.

Накурившись, Сашка Ромодин потянулся к гармошке и, неторопливо отстегнув ремешки, освободил мехи. Пробежал вверх-вниз по ладам, прислушался, склонив голову набок, к чему-то внутри себя. И вот зазвенела мелодия, простая и так много говорящая открытому русскому сердцу. Федор внутренне сосредоточился, запел: «Степь да степь кругом, путь далек лежит…» Ну, чего еще нужно было закаменевшей в однообразии буден душе? Пусть отойдет немного, отмякнет, сострадая погибающему среди неоглядных снегов ямщику. Может быть, ради таких вот нечастых минут и живет она, сиротинушка…

Сашка, словно сбросив с себя полудрему, переменил протяжную, как версты в степях, мелодию на задорную, быструю. Федор тут же подчинился ей, встал, прошелся по полянке.

Накатило — и пошло, пошло. Припевку за припевкой извлекал он из глубины памяти, извлекал легко, словно плясать под гармонь было для него каждодневным, привычным делом. Эх, если бы Гришуня поддержал его! Но Гришуне медведь на ухо наступил, еще и в молодости к гармошке глухим он был, равнодушным.

Федор сел, чтобы успокоить дыхание, — все-таки не двадцать пять за плечами. А Сашка уже манил его в другие степи — забайкальские. И Федор легко дал себя увлечь, подтянул, вступив с середины куплета: «…бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах».

Вот это вот совсем другой коленкор! Вот что значит гармошка! Не зря он, Федор, вызволил из домашнего плена Сашку, не зря угощал его водкой. Вспомнилось, как выпивали вчера с Петькой Цыгановым — никакого сравнения.

Только вспомнил про Петьку, а он и заявился, голубчик, как будто с неба свалился. Федор от полноты и щедрот сердца бросился его обнимать, угощать водкой и закуской. Петька, конечно, принимал и то и другое охотно, а на гармошку — ноль внимания, как будто и не было ее на коленях у Сашки. Такая уж она, современная молодежь, ей гром подавай барабанно-гитарный, и больше ничего они знать не хотят.

Вскорости и вторая бутылка полетела в бочаг, и Федору еще раз пришлось сходить в будку. На обратном пути он встретил Павлуху Бокова и стал зазывать его к часовне. Тот начал было отнекиваться, ссылаясь на то, что у него трактор стоит под разгрузкой около сарая, но Федор извлек из кармана две нераспечатанные бутылки, и сердце Павлухино дрогнуло.

Компания увеличилась, и бутылку нужно было теперь делить на пятерых, однако Федор, как новичку, поднес Павлухе полный стакан.

— Держи крепче! Мы уже выпили по чуть-чуть.

В одну руку Павлуха принял услужливо поданный Гришуней огурец, в другую — стакан.

— Чтобы всем хорошо было!

Оставшуюся в бутылке водку Федор разделил так: Сашке, Гришуне и Петьке примерно одинаково, себе немного, один глоток. Это не осталось незамеченным.

— Чего же себя обделил? — спросил Сашка.

— Братцы, вы ведь знаете: дурной я бываю, когда перепью. Контроль за собой теряю, угомониться никак не могу. Самому потом противно. Вчерась полдеревни взбулгачил. А сегодня я хочу по-человечески погулять. Чтобы без этих… без обид, без скандалов. Давай-ка еще что-нибудь! — обратился Федор к гармонисту.

— Танец трех лебедей! — неожиданно провозгласил Петька и вскочил на ноги. Заметно было, что его уже стукнуло по темечку — видать, не позавтракал с похмелья-то как следует.

— Как же ты за троих-то будешь плясать? — поинтересовался Сашка.

— А вот я покажу как!

Петька расставил руки в стороны и, взмахивая ими, пошел по кругу, мелко перебирая ногами в загнутых до подошв кирзачах. Петькина выходка показалась Федору забавной, он громко захохотал. Петька, довольный произведенным впечатлением, стал усердно кланяться и переусердствовал. Пятясь к кустам, он оступился и полетел вниз, в бочаг. Федор бросился вызволять бедолагу, но не удержал равновесия и сам плюхнулся рядом с Петькой. Все пришли им на помощь, и они выкарабкались на полянку с головы до ног покрытые грязью, тиной и ряской. Глядя друг на друга, пострадавшие захохотали первыми, к ним присоединились и остальные. Тыкая пальцем в Федора, Петька выкрикивал сквозь смех: