Владимир Мазурин - Дурные деньги

Приусадебные участки у всех уже были скошены, сено убрано, и Федор двинулся к Евлане прямиком, на ходу размахивая руками и заранее настраиваясь на то, что скажет сейчас своему навстрешнику. Дома их стоят окна в окна на противоположных сторонах улицы, и Федор видит, как Евланя целыми днями занимается личным хозяйством. В колхозе он нашел себе теплое местечко, на котором можно получать деньги, не работая. Правда, деньги по нынешним временам невелики — рублей восемьдесят, но им вдвоем с женой много ли надо? Зато на дворе у них корова, овцы, куры, каждый год выкармливают теленка, к тому же и огород еще, картофельный участок… На книжке у них тыщи небось, и немалые.

Накопившуюся в душе обличительную речь Федор начал произносить еще на подходе:

— А, ядрена мать, не всю еще воду вылил? Тебе, конечно, хорошо — вон какую картошку вырастил! Себе-то… Под себя все гребешь. Я тебя давно раскусил. Вижу, чем ты целыми днями занимаешься, вижу…

Евланя обернулся к Федору, равнодушно взглянул на него и, не долго думая, послал туда, где тот еще и не помнил себя.

— Не нравится? Знамо дело, не нравится! Я правду прямо в глаза тебе скажу. Знаешь ты кто? Кулак! Самый настоящий кулак, ксплуататор… Я целыми днями в колхозе работаю, а он тут вокруг своего участка похаживает, воду льет дармовую, и хоть бы хны ему…

— Я вон сейчас возьму жердину да жердиной тебя по загривку! Чтобы знал, как с другими разговаривать.

— Это ты? Меня? По загривку?! — задохнулся от возмущения Федор. — Да я тебя… в пруд вон свой окуну. И голову буду держать, пока дергаться не перестанешь!

Евланя Мухин матерно выругался, обогнул картофельный участок и поднял шланг, из которого била струя воды.

— А ну, уматывай отсюда! И запомни: лил воду и буду лить! Спрашивать тебя не стану.

— Ладно!

Федора — видимо, от возмущения — повело в сторону, потом в другую. Не сразу он утвердил себя на месте и только собрался продолжить обличительную речь, как увидел возле себя жену, которая взялась невесть откуда.

— Поглядите на него, нализался, успел! Не смешил бы уж добрых-то людей!

— А ты мне не указ! — возвысил на нее голос Федор. — Сиди дома и не мешай мне!

— Да, конечно! А ты будешь тут куролесить, добрых людей страмить?

— Пошла вон! Что хочу, то и делаю!..

Надо было уходить. Уж если жена появилась, надо уходить. Домой он, конечно, не пойдет. На кой он ему сдался, дом! И жена вместе с ним.

— Прочь с дороги! Федор Курунов гулять идет!

Зачем ему дом? Зачем жена? У него есть будка, а в будке — водка. Много водки, хоть залейся.

Ноги понесли его в улицу, жена шла следом, чуть сзади. Зачем она ходит за ним по пятам? Он сам себе хозяин, и никто не заставит его идти домой, пока он сам не захочет. Он будет гулять, припевать под гармошку. И никто не посмеет встать ему поперек!

На улице почему-то народу не было. Значит, еще рано. Гулянье будет потом, к вечеру. А пока надо, чтобы жена отстала от него.

— Знаешь чего? Я тебе добром советую: не ходи за мной по пятам. Я сам знаю, чего мне делать. Понятно?

— Ну, колобродь, колобродь! Самому потом будет стыдно.

— Мне — стыдно? Да я хоть кого…

Это кто там идет по улице? Уж не Сашка ли Ромодин? Конечно, Сашка! Сейчас Федор скажет ему, чтобы зря не мытарил душу, а выносил бы гармонь, и они вдвоем начнут гулянку. Кому-то надо же начинать. А то все так и будут сидеть по домам.

— Эй, погоди!

Сашка задержал шаг, остановился, поджидая Федора. «Только ноги, как на гре-ех, не идут обратно-о-о…» Помогая себе руками, Федор завел было песню, но слова улетучились из головы, и, кроме «ног», он ничего не смог припомнить. А жаль, хороша песня! Бывало, он выводил ее от начала до конца и ни разу не сбивался.

— Слушай-ка, что я тебе скажу. Выноси гармонь. Ты сыграешь, я припою.

— Какую гармонь? Ты чего, Федор? У меня уж ее моль, наверно, съела.

— Врешь, чай. Так и скажи: жалко тебе.

— Серьезно. Я уж позабыл, где лежит-то она.

— Брось мне заливать! «Забыл…» Скупердяй ты стал — вот чего я тебе скажу. Все вы жмоты, все!

— Ну, ты полегче, а то…

— А то что?

Ушел. Даже не захотел разговаривать. И черт с ним! Он и один будет гулять, если все такие жмоты.

Нет, плохо без гармошки, никак не вытягивается. Тут сначала проигрыш должен быть, а уж потом и петь надо. Без проигрыша не получится.

Эту песню и без гармошки можно. Только надо, чтобы ее подтянули. Хором ее надо, чтобы мужские голоса понизу бархат выстилали, а женские — вверху струной звенели. Подпеть, однако, было некому. Вымерла деревня, что ли?