Владимир Мазурин - Дурные деньги

Постой, постой! Что же это получается? Ниночка в растерянности присела на краешек дивана. Она будет терпеть Кольку рядом с собой по нужде, по необходимости — и не больше? А ведь она мечтала когда-то о другом, и в тех мечтах спутник ее жизни, сияющий и красивый, являлся к ней из какого-то неведомого далека, но отнюдь не из соседней деревни. Если бы кто-то два месяца назад указал ей на Кольку, она бы подняла того человека на смех. Жених является к ней, Ниночке, в кирзовых сапогах по раскисшей дороге!..

Значит, она скажет завтра «нет»?

И вдруг ей стало жаль Кольку. Парень так старался! Для них, для нее старался. Ниночка сжала лицо ладонями и долго сидела неподвижно, глядя в одну точку перед собой. Нет, отказывать ему нельзя. Может быть, попросить подождать еще? Зачем им торопиться? Может быть, она полюбит Кольку, узнав его поближе? Просто надо подождать.

Подождать? Но ведь время работает против нее, Ниночки! Через месяц все будет гораздо сложнее. Им нужно расписаться, сыграть свадьбу. Пока живот у нее не очень заметен и можно сшить платье, которое скроет его. А через месяц уже никакое платье не поможет. И пусть все знают, что ты в положении, но одно дело, когда это незаметно, и совсем другое, когда живот ничем не скрыть, не спрятать.

Ниночка тяжело вздохнула и опять вернулась к тому, о чем ей приятно было думать. О том, что Колька хороший, видный парень, что они вместе уедут в город, он поступит в энергетический, а она станет работать в ателье… Что такое любовь, в конце концов? Вот она думала, что любит Витьку, а теперь даже и вспоминать о нем не хочет.

Сложно, ах как все сложно в жизни!

Она опять подошла к окну и стала смотреть на разбитую тракторами и машинами, раскисшую от дождей дорогу, по которой Колька ушел от нее в свою деревню. Завтра он снова придет, чтобы получить от нее ответ. Завтра… Как это скоро — завтра.

Неподвижно стоя перед окном, Ниночка задумалась. Но ненадолго. Тряхнув головой, она сбросила с себя задумчивость и села на диван. Хорошо, пусть будет так. Она даст завтра Кольке свое согласие, но сразу же выскажет и условия. Никаких деревень, никаких тракторов! Пусть после свадьбы едет в город и зарабатывает квартиру — за здорово живешь там их не дают. Она приедет к нему, как только сможет. Ниночка погрустнела от мысли, что будет это не скоро. Но ничего. Главное, мать поправляется и ребенка есть на кого оставить. Она же вернется в город и пройдется по его улицам королевой. Да, да, королевой, а не бедной родственницей, И пусть ее увидят все — и Люська Цаплина, и Витька. С ним она даже не поздоровается, не заметит его, не увидит. А Витька пусть глазами хлопает вслед ей. Говорят, женщины после родов хорошеют. Колька же, если его приодеть, рядом с Витькой не потеряется, нет. Плечи у него вон какие и ноги длинные. Вино не пьет, работник — на редкость. Они и машину себе купят, родители наверняка помогут. Сами даже предложат, чтобы почаще к ним приезжали…

Радио на кухне запело голосом Аллы Пугачевой. Подпевая, Ниночка встала с дивана и осторожно, чтобы не грудить половики, сделала несколько танцевальных движений. Вот так вот. Пусть все ей завидуют!

1980

Подумать только, колхозники разучились вставать спозаранку. Спозаранку — это когда чуть свет, а тебя уже бригадир поднимает: пора запрягать. Если, бывало, выезжали возить навоз в половине шестого, бригадир изматерится матерившись. Да еще пригрозит оштрафовать, если в следующий раз кто-нибудь проволынит с выездом. Молчали, слушая его ругань: во-первых, виноваты, чего уж там говорить, просидели у конного двора, прокурили лишние полчаса; во-вторых, свой он парень, бригадир, и тоже, как и ты, за трудодни тратит себя — мычется по деревне, по полям да по лугам с темна до темна, чтобы поспеть везде, углядеть за всем, и председатель у него над душой к тому же. Теперь бригадиры по деревне не мычутся, не матерятся. Аккуратно, скромненько пройдут вдоль улицы, вежливо поздороваются. «Здравствуйте», — скажут, а по имени-отчеству не назовут, потому что не знают его, имени-отчества. Присылать их стали со стороны, бригадиров-то, молоденьких, с дипломами. А что толку от этих дипломов? Земля, она и есть земля, ей подход нужен, а не диплом. Скажешь такому: мол, тебя на Кривых полосках люди ждут, а он девчоночьими ресницами захлопает и глядит на тебя, как на Христа-спасителя, потому что слыхом не слыхивал про эти самые Кривые полоски. Начнешь объяснять, как пройти туда, а он поскучнеет глазами и только для вида головой кивает — и злость тебя берет, и жалость. Жалость пересилит — проводишь его за деревню, покажешь, куда идти, а ежели злость — так плюнешь и уйдешь. Недолго такие бригадиры держатся: год, от силы два, а потом исчезают куда-то. Словно роса утренняя, испарятся — и ни следочка по себе, ни зарубинки в памяти. Только ресницы эти, беспомощно мигающие. Ну, а уж ежели очередной бригадир с дипломом испарился, идут на поклон к Ваське Тихомирову. Так, мол, и так, прими бригаду, больше некому. Но вот на днях Ваську в больницу положили, под нож — язву желудка себе заработал. В силе еще мужик, пятьдесят всего, а вот оплошал, теперь, без желудка, какой он жилец. Лишь бы до пенсии дотащиться, а там и умирать скоро. Эх, жись, жись!..