Владимир Мазурин - Дурные деньги

Вспомнив о матери, Ниночка осушила слезы. Мать не даст ей пропасть, потеряться, сгинуть. Дочка упала, больно ушиблась? Она сделает все возможное, чтобы залечить ее ушибы, снова поставить на ноги. И с новой надеждой отпустит ее в город — ведь только там ее дочка может быть счастливой. Хороший муж, хорошая квартира… Что еще? Работа? Мать усмехалась, когда по радио и телевидению кто-нибудь заявлял, что счастье для него — работа. Она усмехалась и говорила: «Если счастье в работе, я самый счастливый человек на свете». Что верно, то верно, работы у нее тьма-тьмущая. Только не одна она такая в деревне, многие женщины по два воза тащат за собой — колхозную работу и личное хозяйство. Отстраненная родителями от всех домашних и недомашних дел, Ниночка росла неумехой, на всем готовом. Вот даже дергать лук она не умеет как следует. «К земле непривычная…» Как это понимать? Земля не станок. К станкам Ниночка долго привыкала, боялась их поначалу. Мало-помалу страх прошел, появились навыки в работе. Правда, без слез и мук тут не обошлось…

Ниночка поднялась с приступка и — через дверцу — прошла к сараю, который стоял позади огорода.

Сарай был на замке. Ниночка посмотрела в щель, но ничего не увидела там, в его пахучих недрах. Видимо, он был битком набит сеном. Шагах в тридцати от сарая начинались колхозные владения — поля, заставленные бесчисленными копнами соломы. Вдалеке видны были два работающих комбайна — они медленно, словно бы на ощупь, пробирались по блеклому, невыразительно желтому полю, а наперерез им, подпрыгивая на колдобинах, мчался грузовик.

С возвышенного места, на котором стояла деревня, поля просматривались и вширь и вглубь. Однообразное, открытое их пространство ничем не привлекало к себе внимания, и глаз скользил по нему равнодушно, ни на чем не останавливаясь. Это ощущение пустоты и отчужденности заставило Ниночку поежиться. Тихо и осторожно, как приближаются к воде, она подошла к кромке поля и встала перед ней, как перед запретной чертой. А что́, если переступить ее? Ведь ничего не будет, ничего! Но если ничего не будет, зачем же тогда переступать? И Ниночка ушла домой.

Мать за перегородкой мыла кринки.

— Ты же хотела отдохнуть, — напомнила ей дочь.

— Легла было, да вспомнила, что кринки не помыты. А уж если вспомнила о деле, какой тут сон…

— Мама, а мне чего делать? — спросила Ниночка.

— Как чего? — удивилась мать. — Отдыхай.

— Когда у тебя дойка?

— В час.

— А сейчас двенадцать. Иди и полежи.

— Что ты, дочка! — испугалась мать. — К дойке-то надо подготовить все.

— А когда ты с дойки придешь?

— В три, не раньше.

— Мама, ты могла бы бросить ферму?

— Ферму? — переспросила она. — Нужда заставит — бросишь все.

— А без нужды?

— Кому-то ведь надо же работать, дочка. Не машины ведь — коровы…

— Что мне сделать, пока ты на ферме?

— Да ведь я переделала все.

Так у нее всегда: дел невпроворот, а попросишь дела — нет дела. Оберегает. Теперь будет особенно оберегать.

— Мама, а что будет, когда вы все уйдете на пенсию?

— Мне до пенсии еще далековато… Что будет? Не знаю, дочка. Просто не знаю.

— А я знаю. Меня снимут с работы и пошлют вместо тебя на ферму.

— Полно-ка, дочка!

— Но ведь за коровами-то надо кому-то ходить.

— Придумают чего-нибудь. Что нам за других-то голову ломать!

Когда мать ушла на ферму, Ниночка взялась за уборку дома — не сидеть же целый день сложа руки. Она выбила половики, подмела пол, по своему разумению расставила кринки, миски, плошки, в беспорядке громоздившиеся за печной перегородкой. Нельзя сказать, что делала она все это с душой и желанием, но уборка помогла ей скоротать время.

Мать пришла с фермы и, увидев перемены в дому, еще с порога принялась расхваливать дочь. «И чего я такого сделала? — думала Ниночка. — Я же не в гости на выходной приехала…»

— Ровно я никогда еще так не уставала, — пожаловалась мать.

Она села на лавку и, откинувшись к простенку между окнами, прикрыла глаза. Так она отдыхала, когда времени для отдыха не было. Посидит с закрытыми глазами минуту-другую, обманет себя легкой дремотой — и снова за дела. И так изо дня в день, из утра в утро, из вечера в вечер. Всю жизнь. Ниночке сделалось не по себе. Да еще уходящий день добавил горечи в ее настроение. Перед закатом особенно бывает тяжко и одиноко на душе.

Дом этот теперь как тюрьма для нее. И открыты его двери, а никуда не уйдешь, никуда не денешься из него, хоть плачь.