Алешка хотел убежать домой, но передумал: кто же бегает от человека, который тебе улыбается?
— Хочешь, будем играть в разведчиков?
Алешка с уважением посмотрел на Петькино ружье и опустил голову.
— Да-а, у тебя ружье, а у меня палка…
Петька, не раздумывая, скинул ружье с плеча и протянул его Алешке.
— На. А я буду с палкой. Сперва ты прячешься, а я тебя ищу. Потом я прячусь, а ты меня ищешь. Считать до тридцати, не подглядывать. Из игры самому не выходить — уговор дороже денег…
Петька отвернулся и закрыл лицо руками.
— Считаю! — скомандовал он. — А ты прячься! Раз, два, три, четыре, пять…
Алешка огляделся, отыскивая, куда бы спрятаться, отбежал, стараясь не очень шуметь, в сторону и, забравшись в заросли полыни, затих там.
— …двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, — считал, не торопясь, Петька, а закончив счет, предупредил: — Иду!
Алешка съежился и зажмурил глаза. Место для засады он избрал неудачное, потому что не мог наблюдать за Петькой, и тот постарается, конечно, подобраться к нему незамеченным.
Удушливо пахло полынью. Со всех сторон доносились голоса птиц, вдалеке работал трактор — и больше ни звука, ни шороха. Затылок Алешке пекло солнце, хотелось приподняться, оглядеться вокруг, но тогда бы он сразу проиграл.
Петька ничем не обнаруживал себя. Может быть, он поджидает его где-нибудь на улице, и когда Алешка, устав от одиночества, выйдет из засады, будет кричать ему вслед: «Обманули дурака на четыре кулака!..» От этих слов всегда обидно.
Алешка хотел уже выйти из своего укрытия, но тут вспомнил про ружье, которое лежало рядом с ним. Такие ружья не дают, чтобы потом обманывать. И вдруг ему стало весело: значит, Петька не может найти его! Подождав немного, он решил все-таки осмотреться и осторожно высунул голову из полыни. Это его погубило.
— Руки вверх! Вы на мушке! — раздался сбоку радостный возглас Петьки, и Алешке ничего другого не оставалось, как подчиниться правилам игры.
— Фу-у-ты, — подходя к нему, облегченно выдохнул Петька. — А я-то думал: во спрятался — и не найти!..
Теперь настал Алешкин черед считать до тридцати, а Петьке сидеть в засаде. И прятаться, и искать было захватывающе интересно. Алешка так увлекся игрой, что даже не заметил дедушку Степана, который долго стоял на крыльце и наблюдал за ним и Петькой. Правда, стоял он в тени ничем не давая о себе знать, а потом и вовсе ушел в избу, потихоньку прикрыв за собой дверь.
Летний день просторен, как дом, из которого вынесли всю мебель. Хорошо играть, веселиться в таком дому — ничто не мешает. Мальчики забыли обо всем на свете, но неожиданно веселье их было нарушено.
— Петька, иди сейчас же обедать! — в разгар игры позвала Петькина мать.
— Иду! — недовольным голосом отозвался Петька.
Они договорились, что встретятся после обеда и пойдут на пруд ловить рыбу — у Петьки дома была удочка. Алешка хотел вернуть приятелю ружье, но тот не взял:
— Бери себе, мне папа еще сделает.
Дружба с Петькой переменила Алешку — он словно бы излечился от тяжелой болезни. Мальчик не боялся теперь улицы, едва проснувшись и поев, бежал гулять и нередко часами пропадал неведомо где. Степан радовался тому, что детство берет свое, и ни в чем не препятствовал Алешке — считал, что права он такого не имеет в чем-то ему препятствовать. В самом деле, кто ему мальчишка?.. Думы об этом точили ему сердце, и некуда было деться от них.
Если Алешки долго не было дома, Степан скучал по нему. И тогда не мог усидеть в избе, не мог сосредоточиться на каком-нибудь деле. Ноги сами несли его на улицу, и немалого труда стоило ему не пойти разыскивать мальчишку. Так и дожидался его, сидя на завалинке или бесцельно бродя около дома. Всякие мысли лезли ему в голову в такие минуты. Мальчишки в Алешкином возрасте не очень-то осторожны — ни воды, ни машин не опасаются. Особенно боялся Степан машин. Они представлялись ему тупыми, бездушными существами, способными измять, исковеркать, уничтожить на земле все живое.
Однажды Алешка предупредил Степана:
— Дедушка, мы за рыбой на пруд…
И убежал.
Степан знал: рыбы никакой не будет — так, два-три карасика, зато весь день мальчишки ему не видать — это уж точно. Поэтому он не слишком беспокоился, когда Алешка не явился к обеду. Беспокойство появилось позже и исподволь.
Уже в который раз, выйдя из дома, Степан смотрел на солнце — оно нависло над самым лесом, и оттого, что близко было оно к земному краю, беспокойство вдруг сменилось ясной, отчетливой тревогой, тоской, от которой было только одно спасение: немедленно найти ребенка. Но напрасно выглядывал его Степан в улице — Алешки нигде не было.
Читать дальше