— Обучали взрывному делу. Куда класть взрывчатку. Мост, электропередача, дорога. Как укрыться в горах, рбходясь без воды и пищи. Как маскироваться от вертолетов. Говорит, их перебросили к границе на грузовике, всего шестьдесят человек. У границы они разделились на пять групп по двенадцать человек. Перешли ее ночью по овечьей тропе. Потом их группа разделилась еще на четыре части. Они уже действовали втроем. В их задачу входило сколотить вокруг себя банду. Они ходили по деревням, стучались в дома, требовали у семьи кого-нибудь из сыновей к себе в отряд. Иначе грозили убить всю семью. Так вырастала банда. Действовали обычно ночью, выходили на дороги. А днем подымались в горы. Продовольствие забирали у крестьян. У них же — теплую одежду, деньги. Хранили все в пещере.
— Как его взяли? С оружием в руках?
— С оружием. Во время теракта.
Пленного увели. Он ушел, чуть поклонившись, величаво, как мантию, подхватив полы накидки. Так и не взглянул ни разу на Волкова.
Вот здесь же, на этом диванчике, сидел вчера Навруз, как две капли похожий на этого, мусульманин, крестьянин, сменивший соху на винтовку. Их, столь похожих, разделила, рассекла революция. Отодвинула одного от другого на длину винтовочного выстрела.
— Сейчас приведут человека, — сказал Хасан, — который направлялся в Кабул. Он из тех агентов, которые проникают в круги молодежи, интеллигенции, подбивают их к саботажу. Это достаточно крупная птица, бывший преподаватель Кабульского университета. Можете говорить с ним по-английски.
Уже вводили высокого молодого мужчину в каракулевой шапочке над смуглым широким лбом, в раздуваемых при ходьбе шароварах, в ловко сидящем дорогом пиджаке. Лицо, небритое, осунувшееся, было умным и нервным. Он сел чуть небрежно, словно собирался закинуть ногу на ногу, невольным движением глаз и пальцев отыскивая сигарету. Замер, удерживаясь на неуловимой грани свободы и подчинения. Поднял на Волкова глаза, не выражая ими ничего. Волков, вновь сосредоточиваясь, одолевая хворь, зрачками в зрачки стремился войти в контакт.
— Простите, как ваше имя? Мне сказали, вы говорите по-английски.
— Да, — ответил тот, чуть помедлив, неокрашенным голосом, не отводя от Волкова глаз, в которых что*то тихо, неясно мерцало. — Мое имя Надир Голь.
— Вы член исламской партии?
— Я социал-демократ.
— Но тем не менее вы исповедуете принципы ислама в политике? Вы видите будущий Афганистан исламской республикой?
— Я этого не сказал. Не надо быть ортодоксальным мусульманином, чтобы исповедовать принципы ислама в политике. Гульбеддин, наш лидер, — не ортодоксальный мусульманин, однако, когда это стало необходимым, он взял коран и пошел в мечеть. Принципы ислама шире, чем индивидуальные или партийные убеждения. Это национальные афганские принципы. Тот, кто их не разделяет, просто не афганец. — Он говорил спокойно, твердо, сразу же установив между собой и Волковым непрозрачную стену, за которой укрылся, а Волков бился в нее горячечным лбом.
— Вы хотите сказать, что ислам — та платформа, которая должна объединить все антиправительственные силы? В этом, настолько я понимаю, основная проблема разрозненной, ссорящейся, этнически пестрой оппозиции?
— Да, это наша проблема. И мы с нею справимся. Действительно, вчера еще разрозненные группировки и партии сегодня начинают находить общий язык на патриотической, общенациональной основе. В конце концов, она сплотит нас в несокрушимую силу.
— А вы не боитесь, что в случае победы исламской партии вам, социал-демократам, не будет места на политической сцене?
— Это второй вопрос. Первый — борьба с марксистским режимом в Кабуле.
— Я знаю ваши цели в Кабуле, — сказал Волков. — На что вы рассчитываете? Кто за вами пойдет? Неужели те, кто ютится в трущобах Старого города, к кому впервые новая власть пришла не с бичом, а с хлебом?
— Там живут хазарейцы. Для них нет новой власти. Для них есть извечная власть, которая извечно их угнетает. Их угнетал Захир-шах. Угнетал Дауд. Они ненавидят власть, загнавшую их много веков назад в трущобы, обрекшую на собачью жизнь. Мы придем к ним без хлеба и скажем одну только фразу: «Слава аллаху!» — и они с этой фразой пойдут на пулеметы и пушки. Мы пойдем к их детям, что пускают бумажные змеи над горой Ширдарваз и тешатся стрельбой из рогаток в ущелье Гозаргах, и скажем им ту же фразу, которую они выучили с колыбели в своих гнилых и вонючих дырах. И они с рогатками и бумажными змеями пойдут на вертолеты и танки.
Читать дальше