Александр Проханов - Горящие сады

Бобров вышел из «джипа». Смотрел на измученных солдат, на свежевыкопанный и казавшийся уже ненужным окоп, на зенитный пулемет, нацеленный в пустое солнце, защищающий уже разрушенный мост, и казалось, в горячем воздухе, в коричневой реке, в провалившихся бетонных конструкциях все еще присутствует конвульсия взрыва, ударная волна динамита.

— Как совершалась диверсия? — спросил Бобров у Антониу, рассматривая упавший пролет, вдоль которого провисла растянутая, но не порванная труба нефтепровода.

Офицер стал говорить слишком поспешно и сбивчиво, оглядываясь на реку, руками, глазами, всем изведенным лицом желая воссоздать картину случившегося и одновременно понять ее. И Антониу переводил, протестуя, гневаясь, обращая свой гнев против говорившего офицера.

— Утверждает, что буры с ночи сидели в кустах, вон в тех, вон у берега! Утверждает, там у них лодка была. Говорит, сам ходил с солдатами, нашел тропинку, к самой воде тропинка. Говорит, на глине след от лодки, а на тропинке следы от ног. Совсем свежие, на глине видно. Говорит, он был здесь у моста, нес караул. Проверял: все на месте, все как в инструкции. Потом — взрыв! Нет, не здесь, не на этом месте, а там, на дороге, у маленького мостика, который мы проезжали. Говорит, сначала взрыв, а потом и пулеметные очереди! Они думали, там бой, побежали туда, хотели вступить в бой! Но там боя не было, а был обман. Буры обманули их, отвлекли! Когда солдаты отошли от моста, лодка выплыла из кустов и подплыла к мосту, к опоре. Буры заложили взрывчатку, вот у этой, говорит, опоры, и подожгли шнур. Сержант Оменго заметил их лодку, когда она была уже далеко, уплывала. Лодку и в ней двух белых людей. Он не стал стрелять, потому что не понял, что это за лодка и белые люди. В это время раздался взрыв, и, когда все прибежали на взрыв, мост уже был разрушен. Вот таким они его и увидели! Сегодня местные жители пригнали лодку. Вон она, лодка! Нашли ее ниже по течению, в кустах!

Офицер показывал на зеленые кущи у берега, на мост, на длинную, похожую на ломоть дыни пирогу, вытащенную наполовину на берег. И Антониу что*то резко и зло произнес по-португальски.

— Что вы ему сказали? — спросил Бобров.

— Сказал, что их обманули, как овец! — жестко ответил Антониу. — И придется отчитываться перед командиром бригады. Они нарушили приказ и покинули мост! Им придется отвечать!

Офицер, утомленный, растерянный, в перепачканной форме, стоял навытяжку, разведя в стороны носки сбитых бутс.

Бобров прошел по мосту, по его уцелевшей плите с надломленной коркой асфальта. Монолит рухнул в реку, и вода, шоколадная, в турбулентных воронках, перекатывала через рваную арматуру. Пахло водяной, рыбьей свежестью и сернистым зловонием взрыва, опалившего опору моста. Снижаясь к реке, в растяжении деформированной стали висела труба.

Шоссейная связь с западной частью провинции и дальше, в Зимбабве, была прервана. Нефтепровод поврежден. Удар по коммуникациям, который ожидали в Мапуту, состоялся.

Продолжались удары, сотрясавшие юг континента. Взрывались баки «Солоса», ЛЭП и подстанции в Дурбане, горели казармы в Трансваале, и бойцы АНК выбирали все новые цели. В Намибии лопались подорванные водоводы, вздымалась на дыбы железнодорожная колея, в пустыне Намиб грохотали мины, партизаны СВАПО закладывали в прицел минометов не просто дистанцию и поправку на ветер, но ненависть к оккупантам и готовность к тотальной борьбе. Белый юг огрызался вторжением, посылал в Анголу бригады мотопехоты, десантные вертолеты «пума». Рвал серпантины Лубанго, мосты на реке Кунене. Бомбил объекты в Лесото. Сюда, в Мозамбик, засылал диверсантов, копил на границах войска. И вот коричневая река Пунге, над которой стоит он, Бобров, у трещины в теле моста, все у той же трещины, бегущей сквозь мир, то невидимой, уходящей в глубь континентов, то дымно и рвано взлетающей на поверхность земли. В горах Гиндукуша, где горит транспортер и гремит перестрелка в ущелье. В кампучийских джунглях, где таиландские пушки бьют по воловьим упряжкам и летят из лесов испуганные красные птицы. В Никарагуа, у Рио-Коко, где на легких каноэ, груженных оружием, проникают в сельву гвардейцы и войска сандинистов, неся минометы и раненых, отражают вторжение. Трещина бежала по миру, проходя сквозь границы, спускалась на дно океана, и он, Бобров, поставил свой пыльный башмак на ее зазубренную, в крошеве бетона, кромку.

— Тут неподалеку, в километре отсюда, есть переправа, — говорил Антониу. — Офицер говорит, они пустили через реку амфибию. Перевозят людей и машины. Но амфибия маленькая. На берегах скопились очереди.