Ксения Коваленко - Голоса

– Хорошо.

– Могу продать пару косяков или таблеток. Цену назначаю я. Торг не уместен.

– Мне все равно сколько это стоит, просто продай.

Бес указал цену весьма неприличную, но парень молча заплатил и вырвал из его рук таблетки. Две он сунул в рот, а третью уронил. Она начала медленно шипеть и исчезать, пузырясь на снегу. Он подхватил белый пух ладонью и проглотил, кривясь от холода.

– Понимаешь, я плохо знаю этот район, – произнес он, немного отогрев рот. – Я сам из Кенвуда.

Бес прочистил горло:

– Мне плевать кто ты, а тем более откуда. Мне не нужна твоя биография. Мне нужны только твои деньги.

– Зря, – парень уже начал растекаться и оплывать, как глазурь под палящим солнцем. – У меня есть связи.

– Плевал я и на твои связи.

– Мой дядя держит клуб.

– А мой дядя сидит в местной каталажке. Неплохая параллель, правда?

– Правда. Я, например, могу…

– Погоди, – прервал его Бес, до которого начала доходить кое-какая зависимость. – Твой дядя владеет клубом? А там выступают группы?

– Полно, каждый день разные, – парень явно привирал и сам это понимал, но остановиться не мог.

– А твой дядя может устроить выступление для нашей группы?

– Я могу поговорить с ним на эту тему.

– Когда ты снова здесь будешь?

– Когда захочу еще немного удовольствия. Значит очень даже скоро.

– Мне не нравятся твои ответы, – он ударил его под дых, – говори конкретней.

– Через три дня, – парень согнулся пополам. Бес встряхнул его:

– На это месте в полночь. Улица Прэсскот, дай запишу, – Бес криво нацарапал адрес на его запястье. – Придешь на эту остановку. Я продам тебе крутое удовольствие. Не придешь – я сам к тебе приду. Все, ковбой, езжай в свой Кенвуд и попробуй ублажить своего дядю, иначе я в будущем ублажу тебя вот этим, – Бес достал из кармана кольт и звучно крутанул барабан, издав звонкий треск.

– У моего дяди и не такие есть, – сказал парень совершенно равнодушно.

– Как тебя зовут?

– Эрни. А тебя?

– Мое имя знать не обязательно, потому как я торгую не воздушными пирожными, а наркотой.

– Ты похож на дилетанта.

– Я похож на самого себя. Проваливай и возвращайся с кучей денег и хорошими новостями. Это в твоих интересах.

– В моих интересах случайно не рассчитать дозу и не мучиться, и более не мучить собой других, поэтому прибереги угрозы для иного случая или более восприимчивого к ним субъекта.

Он хлопнул Беса по плечу и, шатаясь, побрел прочь. Через три дня состоялась сделка: Эрни получил превосходный кокаин, а группа «Лестница» – право на аудиенцию с его дядей. У Эмми появился новенький кольт и надежда на будущее, а у Беса толстая пачка зеленых купюр, которые мелодично похрустывали при ходьбе в заднем кармане его штанов.

Дядей Эрни (мистером Ливенштейном) оказался немолодой, разжиревший от сидячего в кожаном кресле образа жизни, мужчина. На голове он носил некрасивый парик, а белки его глаз были желтыми как песок, и намекали на то, что ни одна из форм гепатита не обошла его стороной.

Он постоянно курил, отчего стены и потолок в этом несуразно обставленном помещении были такими же желтыми, как его глаза. Очки, висевшие на короткой жирной шее, Ливенштейн никогда не надевал, а лишь подносил их к глазам, наполовину скрытых веками.

На его массивном столе стояла столь же массивная пепельница в виде раскрытой пятерни, которая всегда оставалась девственно чистой, потому что пепел он ронял преимущественно вокруг нее.

– Итак, – сказал он, откашлявшись, но Эмми не дала ему продолжить:

– Все это ни к чему. Вы все равно заработаете столько, сколько решили, поэтому не стоит строить из себя бескорыстного мецената. Нам нужно выступление – это наша цель. Я пишу песни, расчетами я не занимаюсь.

– Но при такой политике вы рискуете не получить вообще ничего.

Эмми утонула в громоздком кресле и болтала недостающими до пола ногами. Ей почему-то показалось, что жена Ливенштейна была маленькой хрупкой женщиной, спящей на соседней с ним кровати, твердо решившая скрывать от детей, что их папочка полное дерьмо, пропагандирующее продажу кокаина и трахающее длинноногих, приехавших из периферии официанток в своем кабинете, увольняя их на следующее утро.

– Мы полностью принимаем ваши условия. Дайте нам выступить.

– Вы думаете вас кто-нибудь услышит? Тем кто приходит сюда нужен фон, а не надрыв и глубина. Если фон не слишком раздражает, они не реагируют на него, а если наоборот – могут и ножом пырнуть.