Ксения Коваленко - Голоса

– Погоди. Я хочу с тобой поговорить.

– Не стоит.

– Эмми, ты избегаешь меня.

– Вовсе нет.

– Вовсе да. Мы так часто видимся, что уже начинаю забывать твоё лицо. Это…

– Да, это мое лицо, – она протянула ему свою фотографию, – теперь ты меня не забудешь, я в этом уверена.

Оставив фотографию на диване, он молча вышел, прикрыв за собой дверь. «Значит тайны… Придется их разгадать. Ты сама вынуждаешь меня быть таким, каким я даже сам себе становлюсь противен. Да…».

Кэт присела на краешек незастеленной кровати и открыла ящик стола, достав оттуда бритвенное лезвие. Она долго любовалась им, аккуратно поворачивая пальцами, подставляя металл под лучи хитрого солнца, которые пытались коснуться ее сквозь стекло. Она провела острием по руке. Остался лишь едва заметный розовый след. «Не эстетично…».

Она еще немного подержала лезвие, нагревая его в густо исчерченных линиями ладонях, затем бросила его обратно в ящик и пошла за пластырем. Заклеив длинный порез, Кэт одела свитер, натянув рукава до самых кончиков пальцев. Посидев на подоконнике, попыталась выжать из себя рифму. Безрезультатно. Снова подошла к столу и с шумом безжалостно дернула и без того слишком легко поддающийся ящик, который вылетел из своей просторной ячейки, сорвав не рассчитанные для таких забав крепежи. Равнодушно наступая на разлетевшиеся вещи, она нагнулась и подняла с пола пластинку лезвия, разломала ее на две равные зазубренные половинки и спрятала в нагрудный карман.

В гостиной сидела только Эмми, но она увлеченно что-то писала, зачеркивала, сминала и рвала, поэтому Кэт, как бы смешно это не прозвучало, решила в целях САМОСОХРАНЕНИЯ не мешать ей.

От внезапно налетевшего сквозняка листы, лежавшие на столе, вспорхнули, как стая птиц, и закружились по комнате. Эмми вскочила со стула и начала их ловить, подпрыгивая, как перекачанный мяч.

– Прости, Эмми, на улице сильный ветер, – Бес, к большой радости Эмми, наконец закрыл входную дверь и упал на диван рядом с ней.

Поймав все листы, Эмми вновь устроилась за столом и принялась разбирать их, периодически бросая укоризненные взгляды в сторону Беса, который, не замечая этого, пытался прочитать ее записи.

– Ты мне мешаешь, – не выдержала она, сердито сверкнув глазами из-под сведенной линии сросшихся бровей. Бес издал тихий смешок.

– Ты такая хмурая.

Она рассеянно осмотрелась и вновь утонула в своих записях, кровно обидевшись на Беса и решив устроить ему зловещую вендетту, как только освободится от стопки как-то слишком быстро размножающихся листов. Кончик ее носа был вымазан чернилами. Бес улыбнулся и попробовал взять это препятствие быстрым штурмом.

– Эмми, хочешь повеселиться?

– Не преставай к ней, Бес, она пишет, – сказала Кэт в душе уже соболезнуя Бесу, так как он совершенно не догадывался какой вулкан собирался разбудить. «Обидно, мне даже нечего надеть на похороны. Зря я ему сразу не сказала, что она не терпит, когда ей мешают. А, может быть, так даже и лучше…».

– Расслабься, Кэт, к тому же я знаю как, – и он многозначительно обвел глазами комнату и вытащил из кармана косяки и целлофановый пакетик с белыми таблеткам, затем взял один косяк, протянул его сквозь пальцы левой руки и поднес к носу, вдохнув сладковатый аромат.

– Высший сорт, – сказал он, смакуя каждую букву. – А теперь предлагаю отбросить все ненужные принципы, помолиться и принести жертву Богу Удовольствия.

С этими словами он встал и, зажав косяк между зубов, поджег его, высекая огонь из металлического корпуса зажигалки.

– Ну, кто из вас что предпочитает? – он протянул Эмми две руки. Она презрительно оттолкнула ладонь, на которой лежали таблетки, и взяла тоненький косяк. Кэт предпочла и то, и другое, потому что абсолютно не понимала сути выбора между двумя гранями дозволенного.

Она была наказана первая: ее моментально, словно невидимой рукой, прижало к полу, встать с которого уже не представлялось возможным. Внизу затылка что-то отчетливо пульсировало, становясь все громче и сильней с каждым последующим ударом. Желудок словно уменьшился до размеров спичечного коробка, а сердце заполнило все свободное пространство, сокращаясь огромной прорезиненной мышцей. Вся комната окрасилась в девственно-белый цвет, и только одно заметное красное пятно издевательски назойливо маячило перед ее мгновенно уставшими от линз глазами. Присмотревшись, она обнаружила что это было ничто иное, как откормленная красная белка.