Анастасия Писарева - О чем молчит Биг-Бен

Погрузившись в воспоминания, долго стою у лифта. Он на спешит доехать до меня с четырнадцатого этажа. Красные цифры на табло меняются медленно. Потом он надолго застывает на цифре семь.

Неожиданно грустно обрывать эту историю просто так, одним сухим «пока, что ли». Кто виноват, что мне так плохо там? Арун? Разве из-за него я маюсь в этом месте? Он попался под горячую руку. Возможно, в других обстоятельствах все было бы иначе. Его присутствие бы не напрягало, и я не старалась скорее сбежать от него.

Все неправильно. Не так все.

На табло загорается цифра три, и лифт останавливается на моем этаже. Двери открываются. Незнакомый мужчина выжидающе смотрит на меня, а я не двигаюсь и смотрю на него.

— Вы поедете, мисс? — наконец спрашивает он.

— Нет, — вдруг понимаю я.

Он кивает, а я разворачиваюсь и иду обратно: мимо мусоропровода, сладких ароматов тайской пищи и раздающегося из-за двери старательного пения.

Снова наша дверь. Стучу. Арун открывает:

— Что-то забыла?

— Да, — сказала я, — знаешь, фигня какая-то. Неправильно так. Мы прожили под одной крышей полгода, и теперь вдруг «до свидания» — и разошлись. Пойдем отметим это дело, ты все равно хотел завтра закончить с уборкой.

И что-то меняется.

Мы спускаемся в бар в соседней части дома. Этот бар всегда был здесь, но мы ни разу не ходили туда. Заказываем по пиву. Я набираю чипсов с паприкой. В баре не слишком многолюдно для субботнего вечера, но за несколькими столиками сидят компании, и довольно оживленно. Мы пьем пиво и вспоминаем нашу жизнь, потешаемся над Эммой и нашим муторным, почти мелодраматичным житьем-бытьем, снова рассуждаем о жизни в Индии и России, о смешных историях из детства, вообще обо всем. Впервые нам весело и легко, как бывает только в те моменты, когда ты вдруг находишь правильное решение жизненной задачки, которая никак не давалась.

— Зря мы раньше так не делали! — напоследок говорит Арун.

Расходимся поздно. На выходе из комплекса прощаемся. Он спускается в метро — ему теперь на север, на конечную нашей ветки — там его новая квартира. Я сажусь в автобус номер 344. Он идет от моего нового дома почти до самой работы. Теперь это мой основной маршрут. Больше мне не ходить привычной дорогой по набережной. Я еду мимо промзон и строящихся домов и подбиваю баланс, хладнокровно и бескомпромиссно. Не зря же я работаю с цифрами.

Конец второго квартала. Итак, что мы имеем? Минус Том. Плюс Лешек. И Дина. Тереза подвисла — что с ней делать? Подкинула подлянку вместе с Марком и Рикой — я не ожидала. Увольняться не буду — списываем. Особый клуб нашего мини-мира для меня — в пролете, вместо этого я тут теперь — плохой работник на исправлении.

Минус старая квартира. Отсюда — минус Арун и Эмма. С Аруном вдруг хорошо вышло. Что-то я сделала правильно. Это в плюс запишем. И уж чему я точно рада — Эммы больше не будет. Новая квартира, для меня одной, из окна — вид что надо. Тоже плюс.

В сумерках за окном появляются четыре устремленные в ночное небо белые башни на едва различимом в темноте монолите — электростанция Баттерси. А что с «настоящностью», которую я себе пообещала в Новый год? В плюсе или минусе? Провалила ее с Томом, еле удержала с Аруном. Продавила с йогой, не сумела с Рикой. Рисование по выходным с Ником, разговоры с Лешеком, одержимость отчетами, сдержанная ярость против Марка и Терезы, особый клуб и Темза, бешенство и слезы со Стивом. Где я со всеми этими попытками сохранить себя и не скатиться в мнимое и искусственное?

Я выхожу на моей остановке и направляюсь к дому. На углу задерживаюсь и всматриваюсь в парк через дорогу. Уже поздно, и ворота на замке. За оградой деревья вьются черными кронами на фоне неба. Невозможно в цифрах просчитать эту настоящность, раскидать искренность по схемам и таблицам, вычислить процент сохранения души. Вот минус Том — это сколько? Понятия не имею. Вроде бы мелочь, но грустно так, словно эта мелочь перевешивает все остальные плюсы.

Но я хотя бы вышла в ноль, черт возьми?! Я же так старалась, боролась со всеми, вгрызалась в привычки и билась головой о рутину! Столько сопротивления и борьбы, а чувство, что я ломилась против течения, назло и вопреки, и… практически не сдвинулась с места. Ответа снова нет, и я в растерянности. В стороне, по навесной дороге спешит ночной поезд, светит быстро мелькающими мимо окнами и, замедляясь, скрывается на станции. В отдалении лает собака. Я захожу в мой новый дом.