Анастасия Писарева - О чем молчит Биг-Бен

— Рика? — спрашиваю я.

— Я не могу с тобой это обсуждать. Это конфиденциальная информация.

Значит, Рика.

Он молчит и словно ждет, что еще скажу я, но я уже все высказала.

Тогда он нарушает паузу:

— Хорошо, я тебя выслушал, но от меня ты чего хочешь?

Внутри вдруг все замирает. Чего я от него хочу?

— Я хочу, чтобы хоть кто-то, кто имеет влияние на ситуацию, знал мою сторону. Кроме тебя, нет никого, кому я могу об этом сказать и кто мог бы что-то сделать. Я хочу, чтобы меня слышали.

И это все. Больше мне нечего сказать.

— Хорошо. Я тебя понял, — говорит он, и мне ясно, что разговор окончен.

— Спасибо, что уделил мне время, — отвечаю. Он кивает.

Ничего не происходит. Во всяком случае, в пределах моей видимости. Жизнь продолжается. Терезы нет. Марк присылает мне план еженедельных встреч по моему «исправлению».

И я сдаюсь.

Сообщаю Дине ее оценку. Нормальную, но, как я считаю, ниже, чем она заслуживает. Я ее ментор — и не отстояла ее. Она просто машет рукой. Ей все равно.

— Не бери в голову, это ничего не значит. Я вообще не знаю, останусь ли я здесь. Я так хотела в Лондон. Это была моя мечта! Но сейчас я совсем не рада. Я не могу здесь делать то, что люблю, и я так часто вспоминаю моих друзей, в Румынии совсем все по-другому, и люди относятся друг к другу совсем не так.

Общие переживания сближают нас. Между нами складывается подобие офисной дружбы. Мы ходим вместе на обед, иногда запираемся в переговорной якобы обсудить дела, но говорим о жизни, а вечером расходимся своими дорогами.

С Рикой наоборот. Не знаю, как с ней теперь общаться. После объявления оценок она приходит в офис изменившейся. Словно эта оценка была волшебным поцелуем принца, и она из лягушки тут же превратилась в принцессу. Впервые я вижу ее с распущенными волосами: густейшая копна шикарных черных кудрей, которые в выпущенном на волю состоянии драматически перекраивают ее застенчивый облик, являя миру роковую красотку. На ней пиджачок в неровную клетку в стиле «Шанель», новая сумочка «Луи Вюиттон» в руках — не поймешь, настоящая или фейк, — и она светится уверенностью. Вдруг она стала кем-то другим, заняла новую значимую нишу в отделе. Теперь ее мнение имеет особый вес. Она смотрит чуть сверху. За ней — Дейв и поддержка от Марка.

Я больше ничего не говорю. Я не знаю, что теперь говорить. После круглого стола мое мнение сделалось неважным.

Этот вечер один из самых тоскливых. Я иду вдоль Темзы, а заходящее солнце раскрашивает пейзаж в цвета картин Уильяма Тёрнера — бледно-голубой, розовый и оттенки желтого. День стал длиннее. Воздух дрожит прозрачностью, и Темза вновь наполнилась до самых краев и спешит мимо меня. В воздухе маячит весна. Я вдыхаю свежесть, и на меня снисходит ощущение вечности этого места, которое смотрит на меня как на мошку, лишь ненадолго появившуюся здесь — она скоро исчезнет!

В такие вечера мучительно осознаешь незаметность собственной жизни и своей никчемности на фоне огромного и бесконечного мира, и хорошо бы пойти в паб с друзьями, пить пиво, шумно разговаривать, смеяться, а за полночь, не помня себя, добраться домой и проснуться уже в субботу. Потому что в субботу уже все иначе.

Кажется, я застряла здесь навсегда, и все, что сейчас со мной происходит, будет длиться вечно и никогда не кончится. Я не вижу выхода. Мысль попробовать поискать другую работу даже не посещает меня. По договору после заявления об увольнении я должна еще три месяца отработать. Кто меня будет ждать три месяца? Все кажется таким безнадежным. Нет сил.

Я стою, облокотившись на парапет набережной, и смотрю на Темзу, на ее поблескивающее тело.

Вечернее солнце выжигает из головы мысли. Что мне делать? Я здесь уже полгода. Надо уезжать. Не надо искать новую квартиру. Не надо ничего долгосрочного. Не надо ничего. Это поражение. У меня ничего не вышло. Я провалила здесь все что могла…

И уже неважно, что за люди ходят вокруг, как они сидят за столиками кафе, выгуливают собачек, совершают пробежки или просто стоят и разговаривают. Как бывает иногда в важные, ключевые моменты жизни, мир вокруг превращается в декорации. Вот и все. Это выбор. Я его делаю, и эпопея с конторой и Лондоном заканчивается. Я уже ощущаю, как с меня сваливается камень, как теряют свое значение проект, ежемесячные отчеты, мои коллеги, Тереза, Марк, Рика — всё. Я вижу ту границу, за которую они уже отдалились, как призраки, случайно вошедшие в мою жизнь и растаявшие при свете дня. Их больше нет. Я уже все решила. Сниму комнату на три месяца. Накануне видела такую — крохотную, угловую, в квартире без гостиной, и до работы близко. Дешево и сердито.