Александр Филиппов - Зона - Очерки тюремного быта. Рассказы

— Будете… ничо, будете еще за нами г…но подбирать. Всяко статься могет. Могет, босиком шляндаться приспичит…

Не знаю, что хотел сказать он этим, но слова его мне показались странными, и я обратился за разъяснениями к Вольдемару. Тот, шмыгнув носом, важно ответил:

— Всяко случиться могет, могет, ни у кого не будет, а у нас — скоко хоть!

— Зачем же вам столько всего?

— У нас еще эта… мыла в подполе три ведра. Я те эта, как ее… дам кусок или два, — туманно пояснил Вольдемар, взяв с меня слово молчать.

Как-то раз, сидя у меня в гостях, в спальне, Вольдемар и Федор долго и внимательно рассматривали подаренное мне отцом ружье.

— Слушай, давай стрельнем разок! — робко попросил Вольдемар, зачарованно поглаживая холодный вороненый ствол.

— Отец не велит без него, — с сожалением ответил я.

— А мы потихонечку… Папка просил, — вставил старший, молчаливый Федор.

— Твой отец, что ли? — удивился я.

— Да… Он Марфу резать собрался, а самому жалко.

— Что ж жалко-то? Свинья и свинья, что жалеть? — я еще больше удивился. Их отец вовсе не походил на человека, жалеющего свиней.

— Да он, папка, не могет. Грит, привык я к ней, как, грит, дитя родное… — пояснил Федор.

— А ты эта… приходи завтре пораньше, и мы ее пулей застрелим! — с восторгом прошептал Вольдемар.

Мне очень хотелось похвастать ружьем в деле, но я боялся отца — не дай Бог, узнает — отберет сразу. Он предупреждал.

— Сережа, приходи, а? Папка просил. В прошлый раз свинью у нас сосед резал… Так потом три дня мясо жрать ходил, и самогонкой его напаивали, — опять попросил Федор.

Я решился. Утром отец уйдет на работу, а я будто бы в школу. Разберу и вынесу ружье.

— Ладно! — пообещал я.

Братья радостно закивали русыми, стриженными под «бокс» головами с длинными лошадиными челками — отец стриг их сам, собственной машинкой.

В комнату заглянул мой отец. Он был в легком подпитии и потому весел.

— А-а… Это вы, косолапые… — протянул он, увидев моих гостей. Братья молчаливо потупились: косолапыми их дразнили все мальчишки в округе.

— Тебя как звать? — ткнул отец пальцем Вольдемара в живот.

— Чушин. Вольдемар Григорьевич, — солидно, не по-детски ответил мальчик

— Ишь ты… Вольдемар Чушин… — усмехнулся отец. — На-ка тебе, товарищ Чушин, три рубля — на всех. Конфет купите.

Отец достал три рубля и подал Вольдемару. В то время для меня это были громадные деньги. До сих пор я не держал в руках больше полтинника, да и тот подарил мне пьяный отцовский друг. Вольдемар схватил зеленоватую бумажку и крепко зажал в кулаке.

— Проедим! — жадно сказал я, предвкушая шоколадные горы. Мы быстро натянули пальтишки, валенки и выскочили на улицу. До магазина по дороге идти было далеко. Мы потопали напрямик, скосив угол заснеженного поля. Валенки с хрустом проламывали тонкую, заледеневшую корку наста, путались в прошлогодней сохлой траве.

В маленьком окраинном магазинчике за мутными, в грязноватых разводах стеклами витрин в больших вазах поблескивали золочеными бумажками горки конфет, причудливыми пирамидами высились разные сорта узорного, сладкого печенья и большие, толстые плитки шоколада.

— Ну, что будем брать? — азартно и уверенно спросил я.

— Щиколад, потом… вон, тех конфеток с белкой и… печенюшек, — завороженно бормотал Федор, водя пальцем по витринному стеклу.

— Бери конфет, печенье и… — я не договорил. Вольдемар как-то странно косил по сторонам, топтался большими валенками и похлопывал себя по карманам драного, в заплатках пальтишка.

— Я этта… кажись… — он опять стал хлопать себя по карманам — может быть, немного сильнее, чем это было нужно, — кажись… — шептал он.

— Че кажись-то?! — с тревогой, напряженно спросил Федор.

— Да че, че! Деньги обронил гдей-то! — сердито крикнул Вольдемар.

— Деньги? Потерял?! — почти одновременно выдохнули мы с Федором.

— Ну, эт-та, как ее… потерял! — с вызовом отозвался Вольдемар.

— Врет он, халява! Заныкал денежки! — со злостью закричал Федор и бросился на брата, повалил, стараясь забраться в его карман.

Вольдемар вяло сопротивлялся и нудно гундел:

— Теть, ну че они… Те-е-тя-я…

Пожилая продавщица, до того внимательно читавшая измятую промасленную газету, сердито встала и наклонилась над прилавком.

— А ну-ка перестаньте хулиганить! — строго сказала она.

— Это они… хулиганничают, тетя-я-а… — жалобно сипел Вольдемар, стараясь выкарабкаться из-под навалившегося на него Федора и хватаясь руками за грязный, истоптанный растаявшим снегом пол. Наконец Вольдемар вскочил и бросился за дверь. Федор помчался за ним, хлюпая и заплетаясь валенками…