Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

По путям над рекой проехал поезд, и от тяжести и грохота вагонов песок подо мной задрожал, а удаляющийся паровозный гудок был похож на печальный вой страдающего зверя.

Когда все снова стихло, сестра Ив сказала:

– Ты считаешь, что потерял все. Я понимаю. Я понимаю, что сейчас тебя окружает тьма. Но даже в самую темную ночь Бог дарит свет. Возьми мою руку и пойдем. Тебе надо кое-что увидеть.

У меня не было сил сопротивляться. Я встал, вложил свою руку в ее и, как зомби, позволил увести себя. Мы прошли по сырому лугу, на котором не было машин, за исключением грузовиков «Исцеляющего крестового похода “Меч Гидеона”», мимо палаточного лагеря, где Уискер исполнял сверхпечальную версию «Я в тоске?». Мы поднялись по холму в Нью-Бремен, пересекли пустую площадь и наконец подошли к дому, из которого я убежал от смерти. Я остановился, отнял свою руку и так и стоял под дождем, не шевелясь.

– Я не могу туда войти.

– Оди, я понимаю. Но ты должен.

Я не был готов увидеть Альберта в последний раз. Не был готов попрощаться.

– Я не могу.

Она протянула руку, и в ее ладони собрался дождь.

– Доверься мне.

Она завела меня в дом, провела по коридору в маленькую комнату. Внутри были Эмми с Мозом, Сид и молодой доктор Пфейфер, стоявший у смертного одра Альберта, загораживая от меня бледное, безжизненное лицо брата. Доктор услышал, как мы вошли, повернулся и сделал шаг назад.

Альберт лежал так же, как когда я убежал, голова на подушке, глаза закрыты. Сестра Ив отпустила мою руку, и я подумал, что, наверное, должен подойти к брату и… и что? Как прощаться, когда сердце говорит, что это ужасно неправильно? Как отпустить, когда все внутри кричит держать?

Мне так и не пришлось это выяснить. Потому что в следующее мгновение Альберт открыл глаза, повернул голову ко мне и сказал:

– Привет, Оди.

Моз показал мне: «Доктор все повторяет, что не может понять, что сохранило жизнь Альберту. Должен был умереть. Говорит, это было чудо. Единственное объяснение».

Был поздний вечер, гроза давно прошла, дождь кончился, доктора Пфейфер и Пфейфер и Сэмми ушли спать, Сид вернулся в гостиницу, и только я, Моз, Эмми и сестра Ив остались присматривать за Альбертом. Машина из больницы Уиноны прибыла почти сразу после моего побега, и ему ввели противоядие. Его нога была по-прежнему черной, но уже не такой, как раньше. Часть мышечной ткани пострадала, отчего он будет прихрамывать всю оставшуюся жизнь. Он был все еще слаб, а дыхание оставалось немного хриплым, но он не умер. Он просто спал, крепко и спокойно.

Сэмми принесла койки для нас. Эмми и сестра Ив спали в комнате с Альбертом. Нас с Мозом положили в зоне ожидания. На столе рядом горела свеча, и я видел жесты Моза.

– Чудо, – тихо сказал я. – Ты веришь в Бога?

Я видел, как он обдумывает вопрос. «Не знаю насчет Бога из Библии, – показал он. – Но я верю в тебя, и Альберта, и Эмми, и теперь сестру Ив. И я думаю, что в Германа Вольца и маму Эмми. Я верю в любовь. Так что, если это правда, как говорит сестра Ив, что Бог есть любовь, тогда, наверное, верю».

Моз заснул, а я смотрел, как догорает свеча. В конце концов я встал, вышел на крыльцо и сел на качели. В городе было темно и тихо. Небо оделось в черное, расшитое звездами одеяние. Часы на здании суда пробили один раз. Открылась входная дверь, и на крыльцо вышла сестра Ив и села рядом со мной на качели.

– Доктор сказал, что Альберт должен был умереть. Он сказал, это чудо, что он не умер. Вы держали моего брата за руку и видели, что его вера недостаточно сильна, чтобы спасти его. Вы видели, что случится чудо?

– Я не могу видеть, что ждет впереди, только то, что в твоем сердце в данный момент. Так что я вижу, где ты был и куда хочешь идти. Я вижу, что ты хочешь от своего путешествия, но не могу видеть, получишь ли ты это.

– Чего хотел Альберт?

– Чего он всегда хочет. Защитить тебя. Глубоко в душе он считал, что не справился.

– Это не так. – Я чувствовал, как по щекам катятся слезы, но это были слезы благодарности за такого брата, как Альберт. Я вытер их и сказал: – А Моз? Вы держали его за руку?

– Конечно.

– И чего он хочет?

– Узнать, кто он.

Я подумал про маленького индейца, найденного в канаве рядом с мертвой матерью, с отрезанным языком, который понятия не имел, откуда он.

– А Эмми?

– Эмми пока не знает, чего хочет, но она поймет.

– Вы это видели?

– Говорю же, я не могу видеть будущее. Я просто знаю Эмми и знаю Бога.

С каждым качком одна из цепей, на которых держались качели, устало поскрипывала. Наконец я набрался смелости задать следующий вопрос: