Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

Пэл пришел заранее. Сел на скамейку напротив кондитерской, на широкой набережной Сены. И стал ждать, сжав ноги, положив руки на колени. Мальчик ждет, когда за ним придет папа. А если не придет? Что с ним будет, если тот не придет? Сын нервно закурил, но тут же потушил сигарету: не хотел, чтобы отец видел его курящим. Подождал еще, как послушный мальчик. А потом вдруг увидел его, сердце забилось быстро и часто. Это был отец. Отец.

Ему хотелось крикнуть: “Папа, милый папа!” Вот он идет. Вот он шагает, спускается по улице, это его походка.

Папа, милый папа, они обещали друг другу встретиться снова — и встретились. Теперь Пэл видел, что отец элегантно одет, в парадном костюме. На глаза навернулись слезы: отец принарядился, потому что скоро снова увидит сына.

Папа, милый папа! Как он любил его — и ни разу об этом не сказал.

Папа, милый папа! Они не виделись целых два года. Два года, вычеркнутых из жизни. Сын теперь мужчина, прошел тяжкие испытания. Но тяжелее всего была разлука с отцом. Он думал, что больше никогда его не увидит.

Папа, милый папа… Он думал о нем каждый день. Каждый день и каждую ночь. Иногда из-за этого не спал. В грязи и холоде на занятиях, в страхе на задании он думал только о нем.

Отец замедлил шаг: это был сын. Стоял у той скамейки. Его сын, достойный, гордый, прямой, настоящий принц. Как изменилось его лицо. Он покидал его мальчиком, а теперь стал мужчиной. Он показался ему еще красивее, сильнее. Его охватило сильнейшее волнение, непомерная, невообразимая радость. Они встретились. Ему хотелось плакать, но он сдержался, ведь отцы не плачут. Он подошел ближе, сын его заметил; хотел помахать ему рукой, но не осмелился. И улыбнулся с любовью. Нащупал в кармане кулечек конфет, которые ему купил. Не надо было покупать конфеты, конфеты — это для детей, а его сын стал самым красивым мужчиной на свете.

Теперь сын шел ему навстречу, приближался к отцу. Он мечтал об этой минуте, но теперь не знал, что делать — то ли бежать, то ли кричать.

На миг они застыли в нескольких метрах друг от друга, встретились глазами, сияя от счастья, не зная, куда деть руки. Последние шаги прошли очень медленно, боясь все испортить. Оба не сказали ни слова. Слова в эту минуту утратили смысл. Потом бросились друг к другу, обнялись, прижались головами, закрыли глаза, поцеловались. Больше они друг друга не отпустят. Пэл вдохнул отцовский запах. Обнял его еще крепче. Отец похудел, под пальцами прощупывались кости. Оба нежно молчали, чтобы сказать все слова, какие не осмеливались произнести вслух.

Лишь много позже они наконец разжали объятия и посмотрели друг на друга.

— Я принес тебе конфет, — прошептал отец.

Они шли по берегу реки, куда глаза глядят. Им столько нужно было сказать друг другу. Сели на скамейку в маленьком безлюдном сквере, прижались друг к другу.

— Рассказывай! Рассказывай! — молил отец. — Что ты делал эти два года?

— Трудно сказать, папа.

— Я получил твои открытки! Какие открытки! Просто ве-ли-ко-лепные! Ну, как там поживает Женева?

— Я там был всего один раз, но…

Отец почти не слушал: сын в костюме был неотразим.

— Скажи, у тебя есть любимая? — перебил он его.

— Э-э… Да.

— Великолепно! Иметь любимую девушку — это очень важно! А ты такой красавец, что девушки, наверно, дерутся за тебя.

Сын усмехнулся.

— Как ее зовут?

— Лора.

— Лора… Лора… Великолепно! И она тоже работает в банке?

— Нет, папа.

Пэл удивился: почему отец говорит о банке? Но отец не давал ему передышки, он буквально забрасывал его вопросами.

— А что ты делаешь в Париже?

— Приехал тебя навестить.

Отец улыбнулся: какой у него великолепный сын!

— Дома так пусто с тех пор, как ты уехал…

— Я очень скучал по тебе, папа.

— Значит, и ты тоже! Я теперь реже смеюсь. Больше думаю о войне. С тобой было легче.

— Я тоже, папа. Больше думаю о войне. А открытки? Тебе понравились открытки?

Отец просиял еще больше.

— Великолепно! Ве-ли-ко-лепно! Женева, Женева! Какой город! Я так счастлив, что ты в конце концов там укрылся. Ну, как идут дела в банке?

Пэл с любопытством взглянул на отца.

— Я, собственно, не в Женеве. И не работаю в банке. Но это неважно.

— Не в банке? Как это… Не в банке… Разве не ты мне сказал, что работаешь в банке? А может, и не ты… Уже и не помню.

Отец мучительно перебирал в уме тексты открыток.

— Папа, я приехал за тобой, — сказал Пэл.