Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

Фарон предоставил им спальню, а сам устроился в гостиной на диване. И они провели ночь вместе, прижавшись друг к другу. Поспать не успели, спать — это неважно. Это была их самая прекрасная ночь. Лора все время смеялась, а Пэл повторял: “Вот видишь, как я тебя люблю! Вот видишь, я сдержал обещание!” И она прижималась к нему, обнимала изо всех сил. Войны больше не существовало.

— Лора, надо помечтать. Толстяк говорит, что мечтать — значит жить.

Она, положив голову ему на грудь, захлопала в ладоши.

— Давай помечтаем! Давай скорей!

Тень на потолке походила на карту Европы. Они решили уехать.

— Смотри, мы можем отправиться вон туда. В Швецию. На самом верху, на самом севере. Там озера, огромные леса, а главное, никого нет.

— Только не на север, — взмолилась Лора. — Север слишком северный.

— Не на север. А куда ты хочешь? Скажи, и я поеду за тобой. Поеду все равно куда.

Она поцеловала его. В углу на потолке они нашли карту мира, потом карту Америки.

— Хочу в Америку! — воскликнула она. — Поедем в Америку! Поедем скорей, эта война, по-моему, никогда не кончится.

Они стали смотреть на Америку.

— Хочу в Калифорнию, там солнце, — сказала Лора. — Или нет, в Бостон, там университет. Да, в Бостон. Но иногда там бывает холодно.

— В холод мы будем вместе.

Она улыбнулась.

— Значит, в Бостон. Расскажи мне, Пэл, расскажи про то, что будет в Бостоне.

Сын заговорил нараспев, как сказитель:

— В Бостоне мы будем счастливы. Станем жить в красном кирпичном доме с детьми и собакой. Жоржем.

— Жорж — это кто-то из наших детей?

— Нет, это собака. Славный пес, клубок шерсти и нежности. Когда он станет совсем старый и умрет, мы похороним его в саду. И оплачем, как мы оплакивали людей.

— Не надо про смерть пса, это слишком грустно! Расскажи про детей! Они будут красивые?

— Это будут самые красивые дети на свете. У нас будет красивая семья, большая семья. И больше не будет ни войны, ни немцев.

Они помолчали.

— Пэл!

— Да?

— Я хочу уехать.

— Я тоже.

— Нет, я хочу вправду уехать. Давай сбежим! Дезертируем! Мы и так много сделали! Отдали им два года, пора снова начинать жить.

— А как?

— Прямо отсюда, по одному из каналов. Скажем, что нас раскрыли и мы возвращаемся в Англию. А сами тайком отправимся в Портсмут и сядем на теплоход до Нью-Йорка. У нас в банке сбережения, на билеты хватит выше крыши. Да и на обустройство останется.

Пэл на миг задумался. Почему бы не уехать? Из-за отца. Он никогда не бросит отца. Но в Женеве тот будет в безопасности. Или можно взять его с собой в Америку. Он подарит ему билет на теплоход в каюту первого класса! Отличный будет подарок! Подарок за те его два дня рождения, что он пропустил. Да, они уедут все вместе, спрячутся в Америке. Чтобы любить друг друга. А если отец не захочет ехать? Завтра он предложит ему Женеву или Америку на выбор. Может, это и есть бунт.

Пэл посмотрел Лоре прямо в глаза. Какие у нее прекрасные глаза.

— Завтра мне надо уехать, — сказал он. — На два-три дня, обязательно надо. Самое большее через четыре дня я вернусь. Тогда все решим про отъезд.

Вот, завтра он пойдет к отцу и скажет: либо Женева, либо Америка.

— Возвращайся скорее! — взмолилась Лора.

— Обещаю.

— Обещай еще. Обещай любить меня, как обещал в Лондоне. Это было так красиво, я всегда буду помнить эти слова. Всегда.

— Я буду любить тебя. Каждый день. Всю жизнь. Всегда. В дни войны и в дни мира. Я буду любить тебя.

— Ты забыл: “Каждую ночь. Утром и вечером, на рассвете и в сумерках”.

Он улыбнулся — она не забыла ни единого слова. А ведь он произнес их всего один раз.

— Каждую ночь. Утром и вечером, на рассвете и в сумерках. В дни войны и в дни мира. Я буду любить тебя, — поправился он.

Они снова обнялись, надолго, и наконец уснули. Счастливые.

Отец готовил обед. Чемодан он уже собрал, совсем маленький чемоданчик, только самое необходимое: зубная щетка, пижама, хороший роман, колбаса на дорогу, трубка и кое-какая одежда. Ему было жаль уезжать, словно вор. Но так надо, так сказал Поль-Эмиль. Часы на стене показывали одиннадцать.

Если сын — один из агентов УСО в Париже, он зайдет к отцу. Кунцер был в этом глубоко убежден. Из-за открыток и еще потому, что это единственная ниточка. Гайо сказал, что связывался с неким Фароном, особо опасным агентом, тот готовит в Париже масштабный теракт. Никаких внятных сведений об этом Фароне у него не было, тот на редкость подозрителен, но если он найдет сына, то наверняка доберется до всей ячейки террористов и сорвет их планы. Время не ждет, на кону человеческие жизни. Со вчерашнего дня он с двумя другими агентами дежурил в машине на улице Бак, напротив входа в дом. Теперь это лишь вопрос времени. Конечно, этот Поль-Эмиль мог быть уже в квартире. Но если тот слишком долго не покажется, он устроит обыск.