Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

— Значит, вы услышали шум в коридоре…

— Он самый. Мужские голоса. Французские слова и немецкие, даже ухо к стенке прижимать не надо. Открываю я дверь, тихонечко, даже, можно сказать, приоткрываю, то есть чуть-чуть открываю, только чтоб видеть… Я так часто делаю не чтобы шпионить, а чтобы знать, не мародеры ли вдруг. В общем, гляжу и вижу малыша Поля-Эмиля, я его так давно не видела! И вижу еще мужчину, который грозит ему револьвером. Этого подонка я уже раньше видела, он сюда ко мне приходил, вопросы разные задавал.

— Какие вопросы?

— Про Поля-Эмиля спрашивал, про его отца и про Женеву.

— Женеву?

— Ну сын-то в Женеве был, в банке. Директором вроде. Но я ничего лишнего не сказала, только чтобы он отвязался, вот.

— А кто это был такой?

— В первый раз сказался французским полицейским. Но после, когда я его в коридоре-то увидела с пистолетом, да и говорил он с двумя другими, я их прежде не видела, на своем фрицевом языке, тут я поняла, что он немец.

— Вам известно его имя? — перебил Дофф. Теперь он делал пометки в блокноте с зеленой кожаной обложкой.

— Нет.

— Ладно. Дальше…

— А потом, мой генерал, этот грязный немец швырнул Поля-Эмиля в чулан, прямо слева от входа. Теперь мне видно не было, но я слышала, что он его нещадно бил и говорил, чтоб тот выбирал. Говорил (она изобразила грубый немецкий акцент): “Я знаю, что вы английский агент и что в Париже есть другие агенты”. Примерно так, только без акцента, он по-французски чисто говорил, я потому и не заподозрила ничего, когда он сказал, будто он французский полицейский.

— Выбирал что?

— Если Поль-Эмиль заговорит, немец не причинит зла его отцу. А если нет, отец кончит дни как поляки, что-то вроде того.

— И?

— Он заговорил. Я не все слышала, но Поль-Эмиль заговорил, и они его увели. А тот грязный немец потом сюда часто приходил. Не спрашивайте зачем, я понятия не имею, только знаю что сама видела. А потом, когда Париж освободили, исчез, само собой.

Дофф потерял дар речи: Пэл сдал Фарона, сдал Лору. Ту, что он любил. Нет, это невозможно… Как он мог послать Лору на смерть? Какой хаос устроил Пэл, приехав сюда! Но зачем? Дофф решил, что никто не должен ничего знать — ни Станислас, никто. Он будет хранить секрет всю жизнь, до самой смерти. Филипп не узнает правды о своем отце.

Доффу было дурно, жарко, у него ломило голову. Он резко встал, едва не опрокинув поднос с так и не выпитым настоящим кофе.

— Вы уже уходите, мой генерал?

Дофф сурово смотрел на консьержку:

— Вы кому-нибудь рассказывали эту историю, кроме меня?

— Нет. Даже отцу. Очень уж я боялась немца, он все время сюда ходил.

— Вы умеете хранить тайны?

— Да.

— Тогда ни слова больше про эту историю. Никогда, никому. Забудьте ее, унесите с собой в могилу… Это государственная тайна, тайна мирового значения.

Напрасно она пыталась возражать. Дофф властно, медленно, угрожающе произнес:

— Вы обязаны хранить тайну. Иначе я велю расстрелять вас за измену родине!

Она в ужасе вытаращила глаза.

— Паф! — Дофф сложил пальцы в виде пистолета, изображая казнь. — Пиф-паф!

При каждом “выстреле” она подскакивала. Год назад с ней точно так же разговаривал немец. Право слово, эти военные — все негодяи, все до единого.

Станислас спустился по лестнице и вышел из дома. Дофф курил на тротуаре, ждал его. Они переглянулись и дружно вздохнули.

— Ну вот, — сказал Станислас.

— Ну вот, — отозвался Дофф.

Молчание.

— Как он воспринял новость?

— Да ничего…

Дофф понурился:

— Знаешь, Стан, по-моему, закрою я это дело… Все сказано, и нечего больше сюда приходить. Роковая случайность.

— Да-да, закрыть дело. Роковая случайность. И добавить нечего, и ходить сюда незачем. Какая подлость эта война…

— Подлая война.

Они двинулись в сторону Сены.

— А Пэл настоящий герой, верно? — добавил Станислас.

— Герой, это точно.

Они не сразу вернулись в отель. Им надо было немного выпить.

Лора позвонила в дверь около трех часов дня.

Почему Станислас и Дофф не вернулись в гостиницу? Ушли около половины двенадцатого, она четыре часа просидела в номере, с вечера не выходила на улицу. Она волновалась — сколько можно ждать? — и решила сходить на улицу Бак. Положила Филиппа в коляску и отправилась к отцу.

Он открыл: думал, что вернулся Станислас. У него уже не было сил сдерживать горькие слезы, но он все-таки открыл.

Увидев заплаканного старика, Лора поняла, что Станислас и Дофф известили его. Но почему они потом не вернулись в гостиницу?