Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

Она обняла его.

— Ой, не грусти, — взмолилась она, — а то мне тоже будет грустно!

— Ты приедешь в Лондон?

— Конечно!

— И мы пойдем на пляж?

— Да! На пляж!

Она поцеловала его в щеку.

Толстяк вынул из кармана клочок бумаги и написал адрес в Блумсбери.

— Приезжай ко мне! Я буду ждать тебя каждый день.

— Приеду, очень скоро. Обещаю тебе.

Она взяла его ладони в свои, и они долго молча смотрели друг на друга.

— Ты будешь любить меня, хоть я и была проституткой?

— Само собой! А ты, ты будешь любить меня, хоть я убивал людей?

Она ласково улыбнулась:

— Я тебя уже немножко люблю, дурачок!

Он ослепительно улыбнулся. Она вернулась к сестре, и обе двинулись по бульвару. Саския обернулась в последний раз, помахала Толстяку; тот — счастливый — провожал ее глазами, пока она не скрылась за углом. Она любит его! Его еще никто не любил.

Было около полудня. Пока влюбленный Толстяк грезил на тротуаре, Станислас и Дофф в нескольких сотнях метров от него шли по улице Бак.

Ровно в полдень раздался звонок в дверь. Отец подпрыгнул от радости и подхватил чемодан. Сын вернулся! Ах, все эти недели он держался молодцом: ни вестей от Вернера, ни открыток, ничего! Недели, а может, месяцы, он потерял счет времени и только старался не волноваться и не падать духом. Как мог, наводил справки о войне на Тихом океане, которую вел из Женевы сын. Он ждал, верно ждал. Теперь он снова не запирал дверь, выходя из дома. Какое счастье, какое непомерное счастье снова увидеть сына! “Поль-Эмиль!” — крикнул отец, кинувшись открывать и крепко сжимая чемодан. “Поль-Эмиль!” — снова радостно завопил он, поворачивая ручку двери. Но в тот же момент лицо его застыло: никто из мужчин на лестничной площадке не был его сыном. Отец уставился на них, раздавленный разочарованием.

— Добрый день, месье, — произнес тот, что постарше.

Отец не ответил. Ему нужен был сын.

— Меня зовут Станислас, — продолжал мужчина. — Я из британской армии.

— Адольф Штайн, — добавил второй. — Тоже британская армия. Мое почтение, месье.

Лицо отца немедленно оживилось снова:

— Великолепно! Вас сын послал? Ве-ли-ко-лепно! Да, я с первого взгляда все понял! Что вы такие насупленные? Вы из Женевы? Где же мой сын? Он скоро придет? Чемодан у меня готов. Поезд в два часа дня, я не забыл.

Дофф и Станислас переглянулись: они мало что поняли, но вид у отца был такой восторженный… Они никак этого не ожидали.

— Входите, входите, господа. Хотите обедать?

— Не знаю… — ответил Станислас.

Дофф промолчал.

— Как это не знаете? Значит, голодны, но боитесь меня побеспокоить! Ох уж эти англичане, такие всегда вежливые. Потрясающий народ, вот вы кто. Ну-ну, не стесняйтесь. Заходите, надеюсь, всем хватит, я только на двоих рассчитывал.

Гости послушно двинулись вслед за отцом.

— А в котором часу подойдет Поль-Эмиль?

Дофф и Станислас снова в ужасе промолчали, не сразу найдя в себе силы ответить. Наконец Станислас выговорил:

— Поль-Эмиль не придет, месье.

На лице отца отразилось разочарование.

— А, вот как… Как жаль… Никак у него не выходит освободиться. Из-за Тихого океана, да? Проклятый океан, пусть бы американцы сами там разбирались.

Агенты в недоумении переглянулись, а отец, скрывшись на минуту на кухне, принес еще тарелку и дополнительные приборы.

— Я не могу… — шепнул Дофф Станисласу. — Слишком тяжело… Не могу.

— К столу! — позвал отец, внося дымящееся блюдо.

Они уселись за стол, но Дофф, терзаясь мыслью о том, что они собираются сделать, сразу вскочил.

— Простите, месье, но… Срочное дело! Только что вспомнил. Очень невежливо с моей стороны так уходить, но дело исключительной срочности.

— Исключительной срочности! Никаких проблем! — весело воскликнул отец. — Все совершенно нормально! Я же вижу, как мой Поль-Эмиль занят этим Тихим океаном! Война — дело серьезное, днем и ночью. Приходится приноровляться.

Дофф, стыдясь своей трусости, повернулся к Станисласу, но тот кивком успокоил его: он сам известит отца.

— Вы вернетесь к десерту? К кофе?

— Наверняка… Если нет, не ждите меня!

Он сюда уже не вернется.

— Кофе у меня, само собой, не настоящий. Все равно будете?

— Да, настоящий, не настоящий — мне все равно!

И поспешно выскочил из квартиры.

Он сбежал вниз по лестнице и в смятении уселся на ступеньках у входа. Консьержка вышла из своей каморки, оглядела его.

— Вы кто такой? — спросила она.