Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

— Грязный коллаборационист! Ты хуже пса! — орал Клод ему в ухо, не давая увернуться от Кея, крушившего его скулы.

Решив, что Робер свое получил, они выволокли искалеченное тело из дома и швырнули на землю, в пыль. Клод нашел палку и еще поколотил его. Потом они сходили в мастерскую за канистрой и, вернувшись, облили бензином пол и занавески. Клод своей зажигалкой поджег дом.

Они быстро вышли наружу и смотрели, как в темноте медленно разгорается пожар.

— За что? — простонал изуродованный, плавающий в крови Робер. — Клод, за что ты меня так?

Клода потрясло, что жертва назвала его по имени. Нет, он сейчас не Клод, не милый кюре. Он мститель за Пэла. Он делал так, чтобы это не повторилось никогда. Никогда.

— Это цветочки, Робер. Тебя будет судить Франция. Из-за тебя погибли двое великих солдат.

— Из-за того, что я украл пару кусачек и консервные банки?

— Заткнись! — взвыл Кей. — Ты выдал Пэла! Признавайся! Признавайся!

Не помня себя от гнева, он приставил дуло револьвера к щеке Робера.

— Признавайся!

— Пэла? Того агента, что я отвозил в Ниццу? Но я никого не предавал. Я тут ни при чем, — клялся страдалец. — На черном рынке торговал, это да. И все.

Молчание. Говорить Роберу было больно, но он продолжал:

— Да, я украл консервы, хотел продать на черном рынке. Выручить чуть-чуть деньжат, накормить мальчишек. Мальчишки так хотели есть. Маки-то с голоду не подыхали, иначе я бы не взял. И инструменты для гаража. Инструментами все равно никто не пользовался, да и запасные были. Да, это плохо, но зачем со мной так? Зачем поджигать мой дом из-за пары банок?

Молчание.

— Я служил своей стране, боролся с немцами. Боролся вместе с тобой, Клод. Рядом с тобой. Мы доверяли друг другу. Помнишь, как мы взрывали паровозное депо?

Клод не ответил.

— Помнишь? Я отвез вас на грузовике. Помогал вам закладывать взрывчатку. Помнишь? Пришлось ползать под паровозами, а это нелегко, совсем нелегко. Паровозы низкие, а я довольно плотный, думал, там и застряну. Помнишь? Мы потом смеялись. Смеялись.

Молчание.

— Я вам заплачу за еду, я дам вам денег, верну инструменты и еще новых прикуплю. Но зачем вы так со мной… Вы пришли освободить Францию, рисковали жизнью… И все ради того, чтобы спалить дом человека, укравшего консервные банки. Все ради этого? Вот, значит, какие идеалы привели вас сюда? Да боже мой, я честный француз! Хороший отец и хороший гражданин.

Робер умолк. Выбился из сил. Ему было больно, так больно, что хотелось умереть. А дом полыхал. Он любил свой дом. Где им теперь жить?

Молчание длилось долго. Треск огня заглушил все ночные звуки. Кей спрятал револьвер. Он взглянул в окно соседнего дома, где укрылись перепуганные жена и дети Робера, и встретился взглядом с ребенком — тот смотрел на отца, избитого и униженного у него на глазах.

Дом горел, языки пламени вздымались к небу. Лежащий в пыли мужчина рыдал. Клод провел рукой по лицу. Робер был невиновен.

— Что мы наделали, Кей? — выдохнул он.

— Не знаю. Мы уже даже не люди.

Молчание.

— Надо возвращаться, надо уезжать. Уехать и забыть.

Кей кивнул. Уехать и забыть.

— Я займусь, найду нам самолет до Лондона, — сказал он. — Сходи за Толстяком.

Никто его больше не любил. И он уехал. Стоя на палубе корабля, уносящего его в Кале, Толстяк смотрел на удаляющийся берег Англии. Яростный осенний ветер бил ему в лицо. Было очень грустно. Стоял конец октября 1944 года, и никто его больше не любил.

Кей, Толстяк и Клод вернулись в Лондон в начале сентября. По прибытии Толстяк был в восторге: какая радость снова видеть своих — Станисласа, Доффа и Лору! Какое счастье прижать Лору к груди! Мальчик родился прямо в день высадки. Появился на свет раньше срока, но совершенно здоровый. Малыш Филипп. Увидев его в первый раз, Толстяк понял, что этот ребенок станет теперь смыслом его жизни — его почти сын, его мечта. Какая радость видеть ребенка Пэла, носить его на руках! Какая радость жить всем вместе в большой квартире в Блумсбери! Какая радость!

Сентябрь был месяцем победы. Толстяк полюбил тот сентябрь. В Лондоне снова воцарился покой, ракет больше не было: Сопротивление сумело локализовать все пусковые установки на французском побережье, и королевские ВВС стерли их с лица земли. Франция была свободна. За последний месяц освобождены оставшиеся города; армии союзников, высадившиеся в Нормандии и в Провансе, соединились в Дижоне. Война в Европе пока не закончилась, еще шла на Востоке и в Германии, но Секция F свою задачу выполнила. Группе УСО/УС удалось договориться со “Свободной Францией” о судьбе французских агентов УСО: они могли либо спокойно вернуться к гражданской жизни во Франции, либо вступить во французскую армию в том же звании, какое получили в Управлении.