Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Ее организация предоставляет женщинам микрокредиты без каких-либо гарантий. Их работа строится исключительно на доверии между заемщиком и банком. Он и сам может догадаться, не правда ли, что там, где доверие оказывается такой же твердой валютой, как денежные купюры, предательство оказывается главной болевой точкой.

Тут Санчо перебил ее, чтобы сообщить, что Кишот рассказывал ему о том, чем она занимается, причем довольно много. Для Женщины-Трамплина это стало полной неожиданностью.

– Значит, это он помнит, – сказала она. – Вот уж не ожидала.

– Это как-то связано с тем, что он называет Внутренним Событием?

– Да.

– Так что ж это все-таки за Внутреннее Событие?

– Расскажу, когда дойдем до этого. Всему свое время.

– Я написала статью, – продолжила она свой рассказ, – в “Нью-Йорк тайме”. О своей работе. Я тогда была полностью опустошена своей личной битвой и – признаю – выразила в статье свое отчаянье из-за того, как многими способами, в большом и в малом, южноазиатские мужчины не дают своим женщинам развиваться, как много сложностей нам приходится преодолевать из-за их явно устаревших взглядов на жизнь, о каких вещах приходится договариваться. Поначалу мою статью приняли хорошо, ее перепечатали многие издания, в том числе и в Южной Азии. Какое-то время я была счастлива от того, как ее восприняли. И вот тут началось безумие. Люди – мужчины из Южной Азии – начали присылать мне оскорбления. Мужененавистница, лесбиянка и проч., и проч. Я получала угрозы, мне подробно описывали, что будут делать с моим телом, пока я жива и после смерти, мне обещали, что я буду гореть в аду, но самое страшное – в этих письмах угрожали женщинам, которые рискнут обратиться в нашу организацию. По-настоящему шокировало меня другое – против меня ополчились и старшие, самые уважаемые члены диаспоры здесь, в Америке. В первую очередь религиозные деятели, но также и лидеры бизнес-сообщества, те самые, что раньше поддерживали мои начинания и сотрудничали с нами. От меня требовали, чтобы я принесла публичные извинения всем мужчинам Индии, Пакистана, Бангладеш и Шри-Ланки, а также всей южноиндийской диаспоры. В какой-то момент мне казалось, что все, что я выстраивала годами, рухнет за одну ночь. Что я победила страшный недуг только затем, чтобы умереть от другой, даже более страшной болезни. Болезни, с которой мы только начинаем знакомиться.

Речь идет об ответном ударе.

Меня спасло то, когда это случилось. До г. э., так сказать, до гугл-эры. В мире до рождения монстра, которым стал интернет, до начала эпохи электронно тиражируемой истерии, в мире, где слова еще не стали бомбами, способными насмерть взорвать тех, кто их произносит, а для формирования общественного осуждения достаточно нескольких подобных взрывов. Теперь, в гугл-эру, г. э., миром правит тупая толпа, которой, в свою очередь, управляют смартфоны. Тогда же самым высокотехнологичным гаджетом оставался факсовый аппарат. Старые технологии сохранили мне бизнес и жизнь. Тогда они были слишком медленными, чтобы убивать. Гневное улюлюканье вокруг меня росло, но очень медленно. Я билась в предсмертной агонии, но, к счастью, эта агония тоже была слишком медленной, и мне хватило времени организовать свою защиту и выстроить противостояние. Лучше всего было то, что женщины, которым мы когда-то поверили и дали деньги без всяких гарантий на возврат, теперь верили нам. Вера спасла меня так же, как и их. Наша организация выстояла. Я выстояла. Не выстояла только разразившаяся вокруг нас буря.

Я думала, что могу доверять твоему отцу, своему брату, пусть и сводному, так сказать, полубрату, но он предал мое доверие. Тогда мне казалось, что это нельзя простить.

– Он не был на вашей стороне, – понял Санчо.

Предположить это было довольно легко.

– Уж не знаю, на какую половину он мне брат, – продолжила Женщина-Трамплин, пытаясь успокоиться, – но с этой половиной явно что-то не так. Он сказал, что я должна была это предвидеть. Сказал, чего еще я ожидала. Сказал, не сделала ли я этого специально, чтобы спровоцировать их, привлечь к себе внимание или что там еще. Сказал, что я сама виновата. Кто-то прислал мне на адрес “Нью-Йорк тайме” отрезанную свиную голову, мне позвонили из редакции и предложили, если я захочу, отправить ее с курьером. Во всем этом виновата я одна.

– Случая со свиной головой я не помню, – очень тихо вступил в разговор Кишот, – а все твои обвинения относятся к человеку, которого давным-давно нет на свете.