Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Тут Женщина-Трамплин захотела поведать Санчо, как конец их отношений с Кишотом связан с гораздо более глобальной катастрофой, концом света.

Едва эта объемная тема была представлена, Санчо встрепенулся.

– Одну минуточку. Мы только что говорили об отрезанных свиных головах. Какое отношение они имеют к концу света?

– Никакого, я сменила тему, – пояснила Женщина-Трамплин, – пришло время упомянуть Ивела Сента.

– Ивела Сента? – не поверил Санчо своим ушам.

– Да.

– Какого Ивела Сента? Этого миллионера от науки?

– Насколько мне известно, в мире только один Ивел Сент.

– Вау!

В квартире было темно, но никто не зажигал свет. Все трое сидели на некотором расстоянии друг от друга, окутанные мраком. Затем из темноты раздался голос Кишота:

– Я видел его.

– Когда? – не поверила своим ушам Женщина-Трамплин. – Где? Как это возможно?

– По телевизору, – просто объяснил Кишот. – Он рассказывал, что наука сейчас доказывает ровно то, что я уже знаю. Обещал представить научные доказательства, когда придет подходящее время.

– Ты знаешь, что скоро случится конец света?

– Он прочел какой-то научно-фантастический рассказ, – пояснил Санчо, – и решил отправиться в странствие. Когда он воссоединится со своей Возлюбленной, Вселенная достигнет цели своего существования и потому придет к своему завершению.

– И что же, он чувствует, что все нормально? – поинтересовалась Женщина-Трамплин.

– Вы же сами его знаете, – ответил Санчо. – Кто знает, что он чувствует.

– Я познакомилась с этим странным красивым юношей, Ивелом, – начала Женщина-Трамплин свой рассказ, – на вечеринке для богатых в одном из этих их клубов – “Лотосе”, “Мумбе”, “Бунгало” или “Скажи, что тебе нравится”, уже не помню. Я не любила подобных вечеринок, мужчины в красных подтяжках заказывают “Кристал” и размахивают перед женщинами деньгами, словно это их самый неотразимый сексуальный орган, но порой мне приходилось там бывать из-за своего недавно начатого проекта микрокредитования. Кто-то из друзей сказал, что мне нужно познакомиться с одним молодым физиком, который вот-вот станет миллиардером, и подвел к нему через толпу. Я ожидала увидеть некое клише, маленького тощего темнокожего зануду-очкарика, классический типаж индийца, заколачивающего в США огромные деньги на новых технологиях, и была удивлена, когда меня подвели к одетому в явно сшитый на заказ костюм человеку с внешностью кинозвезды, блестящей улыбкой и вкрадчивыми манерами, сумасшедшему ученому, наряженному франтом. Он всегда был во всеоружии, таким способом он всегда давал людям понять, с кем они имеют дело. Он сказал: “Буду рад, если вы присядете и выпьете со мной”. Меня зацепило его имя. Злобный Сент. У тебя самое подходящее для этого мира имя, подумала я, но сдержалась и не сказала этого вслух. Наверное, ему приходилось регулярно выслушивать подобные шутки. Он сам выбрал себе это имя. Аввал Сант, его настоящее индийское имя было весьма неплохим, но он отказался от него. Это должно было стать для меня звоночком, что с ним не все ладно. Мне следовало обратить на это внимание.

Он на несколько лет моложе меня, а вел себя, как будто еще младше, держался напыщенно, неловко, но при этом дерзко, пребывая в полной уверенности, что он гений. У нас нет с ним ничего общего, кроме отношения к деньгам, подумала я. В финансовых вопросах я как раз переходила на другую сторону – раньше я думала о том, как лучше заработать, теперь меня заботило, как лучше отдать. Он по-прежнему интересовался астрономическими заработками, но тоже думал о чем-то гораздо большем. Деньги являются средством, а не целью, в этом мы сходились.

Мне понравилась первая же фраза, которую он произнес, когда я подсела к нему. “Прошу меня простить, но я не веду светских бесед”. Звучит забавно, но он произнес это так четко, с таким нажимом, искренней убежденностью и энергией, что его слова прозвучали еще забавнее, сделав его еще интереснее. И он стал говорить о себе, что вполне обычно для людей при деньгах. Но они, как правило, начинают рассказывать тебе о своих активах, о своих самолетах, о своих яхтах, о своих бла-бла-бла, что для меня всегда служило сигналом для скорейшего завершения общения. А этот Ивел стал рассказывать мне, как он увлечен природой реальности, о размытости и изменчивости этого понятия, и это также было мне интересно. Он размышлял о параллельных вселенных уже тогда. Потом он начал рассказывать о своем увлечении научной фантастикой, называл незнакомые для меня имена писателей из прошлого – я запомнила Саймака, Блиша, Корнблата, Спрэга де Кэмпа, – тут я заскучала и решила уйти, и вот тогда он сделал нечто совершенно отвратительное. Схватил меня за запястье, взглянул на меня, как мне показалось, с настоящей злобой и прошипел: “Ты не можешь уйти”. Я сбросила его руку. Тайная злоба у меня внутри была гораздо больше его злобы, я показала ему лишь ее маленький отблеск. “Тебе следует научиться себя вести, – сказала я ему, – обязательно сообщи мне, если это случится”. И ушла. Подойдя к двери, оглянулась и посмотрела на него еще раз. Казалось, он был глубоко погружен в свои мысли, в себя. На самом деле он наблюдал за мной. Позднее он признался: “Если бы ты не оглянулась тогда, я бы никогда не заговорил с тобой снова. Но ты оглянулась. Это было очень важно”. Так может рассуждать, подумала я, только крайне самовлюбленный человек. Но и это было тоже интересно.