Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Женщина-Трамплин положила руки Кишоту на плечи и притянула его к себе, чтобы поцеловать. После чего задала ему, как показалось Санчо, очень странный вопрос:

– Что ты помнишь?

От неожиданности Кишот опешил.

– Кое-что помню, – словно оправдываясь, начал он, – помню, как мы лазали с папой по скалам в Скэндал-пойнт в Шимле и искали в углублениях маленьких крабиков. Помню спальный вагон в почтовом экспрессе до Дели, я спал на верхней полке, папа на нижней. И огромный металлический ящик с цельным куском льда, который папа поставил в купе, чтобы нам не было жарко. Помню деревянное колесо обозрения, такое маленькое, всего четыре места, которое он арендовал на целый день в мой день рождения. Чаракх-чу.

На его лице появилась скорбь. Он резко поднес руку ко лбу, словно почувствовав острую боль.

– Тебя тогда с нами не было. Тебя еще вообще не было. Ты ничего этого не знаешь.

– Значит, ты ничего не помнишь, – резюмировала она, – про нас.

– Я лучше помню то, что было давным-давно, – признался он, – еще тогда, когда всего этого не было, до его второй свадьбы, до тебя. А все что было после… только кусками.

– Ну, а ты, – Женщина-Трамплин обратилась к Санчо, окидывая его тяжелым взглядом, – ты для меня пока загадка. Надо будет обязательно все про тебя разузнать.

Санчо удивило, как много в пентхаусе Женщины-Трамплина было религиозной атрибутики. Вход охраняли два бронзовых, покрытых патиной полубога-центуриона размером с бультерьера, у них были человеческие головы, звериные тела и львиные лапы с коровьими копытами. Сразу за дверью возвышалась шестифутовая львиноподобная фигура с лицом демона. Это был Яли, бог, защищающий порог дома от проникновения зла. Когда-то он стоял перед входом во дворец правителя на Малабарском побережье, и все входящие и выходящие, желающие хорошо выполнить свою работу подданные и отправляющиеся на войну царевичи, просили у него благословения. Было здесь и современное изображение Будды, который спал, накрытый белым куском материи под черным деревом на красной земле. Это было дерево просветления, предусмотрительно снабженное тянущимся к розетке синим электрическим шнуром. Он не был включен в розетку. Просветление еще явно не наступило.

Женщина-Трамплин сама ответила на вопрос, который Санчо так и не решился ей задать, не зная, как это сделать.

– Я совершенно не религиозна, нет. Я нахожу эти вещи прекрасными, сильными, даже живыми. К тому же женщины, с которыми мы работаем, бедные женщины, которых мы поднимаем, потому что сами они подняться не могут, все эти женщины во что-то верят, и мне иногда кажется, что благодаря этому их жизнь оказывается гораздо богаче, чем моя.

– Отец говорит, что у иммигрантов вроде нас с вами всегда есть проблемы с идентичностью, и чтобы хоть как-то разрешить их, они скупают предметы искусства и развешивают у себя по стенам идентичность в рамочках.

– Я так не думаю, – возразил перепуганный Кишот, – и никогда ничего подобного не говорил. Где ты только откопал эту спорную мысль?

– Сам не пойму, – согласился до крайности озадаченный Санчо, – такое чувство, что есть что-то еще, что кто-то другой вложил эту мысль мне в голову.

– Что ж, – заявила Женщина-Трамплин, – давайте начинать. Я открою вино.

Барная стойка представляла собой длинное изящно украшенное резьбой бревно темного тика, над которым висело изображение четырех обритых налысо женщин в белых сари; они сидели в комнате, пол которой был застелен дорогим ковром с изображениями сцен семейной жизни – можно было рассмотреть семейный автомобиль, домашнего кота и мертвое тело мужа, все в миниатюре. Лица всех четырех женщин полностью повторяли лицо Женщины-Трамплина. Белый – цвет траура, а на ковре лежал мертвый мужчина. Женщина-Трамплин снова ответила Санчо на незаданный вопрос.

– Да, я все организовала и провела, когда умер наш отец. Наш общий отец, его и мой. Я четырежды оплакала его – на севере, юге, востоке и западе, в прошлом, настоящем, будущем и вне земного времени. Не думай, что понимаешь меня, потому что две минуты смотришь на это. Ты представления не имеешь, кто я такая.

Санчо попытался успокоить ее.

– Ну что вы, просто красивые вещи. Я не имел в виду ничего такого.

– Проехали, – согласилась она, – я тоже представления не имею, кто ты такой. Твое здоровье.

Именно так по телевизору показывают воссоединение семей, подумал Санчо. Люди хотят уколоть друг друга побольнее, поддеть, но в конце эпизода происходит нечто вроде взрыва, и вот уже все обнимаются, рыдают и говорят, как сильно любят друг друга. И вот теперь он участвует в подобном эпизоде. Он знал, как следует играть отведенную ему роль.