Стоян Даскалов - Цветины луга

— А ну, посмотрим, умеют ли агрономы полоть, а то вдруг неувязка — что делать-то будут…

Изо дня вдень устраивали ему экзамены, и он выдерживал их с честью. Да и сам каждый день экзаменовал их. Присматривался к каждой, как работает, и каждой про себя ставил отметку. С девушками все пошло как по маслу, они перестали рваться в город. Он со всеми был одинаков. Как ни старалась каждая залучить его, он вел себя так, чтобы никто не мог сказать: «А председатель-то наш, слыхали? Сохнет по такой-то!». Ревность сделала бы свое: «Работать, стараться — зачем? Пусть его краля работает!». И снова бы начался отлив. Он и с родителями их был на дружеской ноге. Оставаясь с девушками наедине, не терялся: шутил, подзадоривал, выслушивал признания. Сегодня провожал домой Милку, завтра — некрасивую Виду, а послезавтра — толстуху Митону, но ни одна не могла сказать: «Со мной он стоял дольше, чем с вами. Мне сказал то, чего вам не говорил». А девушки из кожи вон лезли, чтобы переплюнуть друг дружку в работе. Вот почему всю осень от женской «механизации» земля ходуном ходила.

Единственная девушка, с которой он не мог сблизиться с такой же легкостью, была учительница Мара, директор школы. Она не ходила на работу в поле и жила своей, обособленной жизнью. С ней он встречался на заседаниях правления. Она производила впечатление умной, серьезной девушки. Хотя Мара совсем недавно закончила университет и ее жизненный опыт был невелик, она давала иногда очень дельные советы. Сравнивая ее с другими образованными девушками, Дянко находил, что Мара — редкое исключение. Она сохранила сельскую непосредственность, город ее не испортил. Может быть, этому помогло то, что она училась заочно. Чем ближе узнавал ее Дянко, тем больше убеждался, что за годы учебы она, сохранив чистоту, сумела стать шире, мудрее, научилась серьезно мыслить.

Несколько лет она работала учительницей, в свободное время ходила на работу в кооператив и в то же время успевала сдавать экзамены в университете. Это способствовало раннему становлению характера. Она не была многоречивой, слов на ветер не бросала. А когда приходилось выступать на правлении по какому-нибудь вопросу, говорила так, словно предварительно над этим думала и готовилась. О таких сказывают: «Не много говорит, да много смыслит».

Но Дянко Георгиев видел в ней и другие достоинства. Вот звеньевая Милка — тоже хорошая девушка, но у нее нет размаха, нет дара притягивать к себе людей. Она работала истово, рьяно на каком-нибудь островке земли, не интересуясь больше ничем, чуждая общим планам. Мара хуже знала крестьянский труд, но умела улавливать основное направление, ей было понятно и близко все, что делается на селе. Дянко не раз вслушивался в ее советы и с честью выходил из сложных передряг. Она была серьезна и рассудительна не по годам. Ее сдержанность, из-за которой она могла показаться холодной, была ему больше по душе, чем болтливая беспечность некоторых сельских девушек. Они труженицы — ничего не скажешь, — но слишком прикованы к земле, в учительнице же было нечто такое, чего им не хватало. Мара была в чем-то выше их, и это ему нравилось. Словно она стояла на высоком холме, а они — в долине. Дянко было не привыкать месить грязь, увязая в пашне, однако это действовало на него угнетающе, ему не хватало простора. Но как только он поднимался на какое-нибудь возвышение, на душе у него светлело, все вокруг казалось чище и красивее.

Вот за эту возвышенность да просветленность и нравилась ему Мара. Но чтобы не отпугнуть от себя девушек, он решил видеться с учительницей тайком. Дянко хорошо знал, что будет, если его увидят с ней. Все пойдет наперекос, и с девчатами ему не сладить. Вот он и пытался сидеть между двух стульев: и с девушками дружбы не терять, всячески поощрять их в работе, и к сердцу учительницы проложить путь.

От нее он уже не скрывал, что она ему нравится. Ему очень хотелось знать, какое место занимает он в ее сердце. Если и она к нему неравнодушна, то нечего медлить с женитьбой и можно сразу объявить об этом. Тогда никто не будет на него в обиде.

Он знал о Маре все — вплоть до того, с кем она дружила в гимназии. Женщины постарались быстро, своевременно и, разумеется, не без преувеличения выложить ему эти сведения: они всегда охотно сообщают все обо всех, кроме себя. Он уже имел подробные данные обо всех заслуживающих внимания женщинах села. «Личное дело» молодой учительницы даже со всеми «грехами», которые ей приписывались, не вызывало сомнений. Была у нее школьная любовь: один гимназист писал ей открытки — только и всего. Вряд ли и до поцелуев дело дошло. После окончания гимназии он куда-то уехал, а она вернулась в деревню, к родным. Подъезжал к ней и один ветеринар в расчете на легкую победу. Часто задерживался из-за нее в деревне дотемна, но всегда убирался несолоно хлебавши. Молчаливая девушка быстро раскусила его. Не подействовали ни посулы сладкой жизни в городе, ни обещания переезда в Софию. Ветеринар потерпел фиаско.