Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Все возникшие к тому времени литературно-художественные журналы и сборники, в роде «Знания» и «Шиповника», тоже принадлежали левым. Даже такое, казалось бы, нейтральное дело, как издание энциклопедических словарей, оказалось в левых руках. Железнодорожный подрядчик Ефрон 138 138 Илья Абрамович Ефрон (1847–1917) – издатель. Один из владетелей акционерного издательского общества «Ф. А. Брокгауз – И. А. Ефрон», выпустившего крупнейшие русскоязычные энциклопедии конца XIX в., включая Большой, Малый и Новый энциклопедические словари, Еврейскую энциклопедию. , съездив в Лейпциг к Брокгаузу 139 139 Фридрих Арнольд Брокгауз (Friedrich Arnold Brockhaus; 1772–1823) – немецкий издатель. Основатель издательской фирмы «Брокгауз» и издатель «Энциклопедии Брокгауза», послужившей позднее основой для российского словаря Брокгауза и Ефрона. , начал совместно с ним издавать самый большой в России энциклопедический словарь с явно левой тенденцией. Точно также левый книгоиздатель Ф. Павленков 140 140 Флорентий Федорович Павленков (1839-1900) – издатель, редактор. Издавал сочинения Д. И. Писарева. Участвовал в революционной деятельности, за что был сослан в ссылку, из которой вернулся через год по поручительству. Издавал сочинения русских классиков, детскую литературу, научную переводную литературу, «Энциклопедический словарь», серию «Жизнь замечательных людей», а также произведения Ф. Энгельса, А. И. Герцена, В. Г. Белинского и др. , начавший свою деятельность с выпуска полного собрания сочинений Писарева и одно время сидевший в ссылке в Вятке за революционные убеждения, выпустил свой словарь небольшого размера, имевший огромный успех.

Вся эта левая и оппозиционная пресса непрерывно обрабатывала русское общественное мнение со времен первой неудавшейся революции до революции второй, очень удавшейся. Почва для такой обработки, нужно сказать, была весьма подходящей. С одной стороны, существование Государственной Думы, в которой думали не очень много, но зато много говорили, причем говорили без размышления о том, к чему слова приведут; а с другой стороны – отсутствие у правительственной власти сознания того, что в стране установлен представительный образ правления и что с ним надо честно считаться, а не играть в прятки.

Самым же главным благоприятным обстоятельством для левой пропаганды была врожденная любовь русского интеллигентного человека к оппозиции, к кому бы то ни было и к чему бы то ни было, особенно если такая оппозиционность остается более или менее безнаказанной. В наши времена в оппозиции друг к другу были все: дети к отцам, зятья к тещам, председатели окружных судов к губернаторам, губернаторы к архиереям, чиновники к своему начальству, дьяконы к священникам, гимназисты к директорам и вообще – все подчиненные ко всем тем, кому приходилось подчиняться.

Ясно, что объектом этой российской склонности сделалась прежде всего высшая правительственная власть. Оппозиции правительству не мог избегнуть иногда даже тот, кто против правительства ничего не имел, но с любопытством следовал моде, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. На революционную пропаганду откликались не только люди левых взглядов, но даже некоторые правые, по природе ворчуны и брюзги, страдавшие болезнью печени или несварением желудка. Даже женщины в большом количестве примыкали к оппозиции, и не только курсистки, зубные врачихи, но светские дамы, с увлечением читавшие отчеты о бурных заседаниях Думы и смотревшие на столкновения партий как на пикантные скандалы во всероссийском масштабе.

Кроме всего перечисленного было еще одно обстоятельство, значительно облегчавшее революционную пропаганду в стране. Кроме оппозиции снизу-вверх, от подчиненного к начальствующему, или от одного ведомства к другому, быстрые успехи стала у нас делать и оппозиция членов сословия к своему же сословию, или членов социального класса к своему же классу. Дворяне были недовольны тем, что они дворяне, купцы – что они купцы. Петрункевичи не считали заманчивым оставаться в одном сословии с Пуришкевичем: князей Долгоруковых не услаждал их титул при виде князя Мещерского. Купцам Moрозовым были не по душе Прохоровы, Прохоровым – Рябушинские. Всем захотелось новой модной бессословной жизни, чтобы не встречаться с нежелательными людьми на общих собраниях.

Мечта о том блаженном будущем времени, когда мужичка нельзя будет отличить от дворянина, дворянина от купца, купца от покупателя, а промышленника от потребителя – охватила многие умы малого и среднего калибра. И революционная печать с радостью подхватила эту мечту. Правда, в первое время после прелестей 1905-го года подавляющее большинство российского населения революции не хотело, а желало только реформ. Поэтому крайне левые газеты имели ничтожный тираж, не окупали типографских расходов и должны были питаться денежной помощью извне. В таком же положении были и многие издания более умеренного, оппозиционного направления. Но те, кому революция была нужна, не дремали. И для подогревания необходимого настроения начали появляться своеобразные меценаты: из русской среды обработанные революционерами купцы, типа Морозовых, не желавшие быть купцами, богатые дворяне, не желавшие оставаться дворянами; состоятельные российские самостийники, не желавшие считаться русскими; и затем – многочисленные еврейские банковские, промышленные и общественные деятели: Лесины, Животовские, Гринберги, Гуревичи, Гликманы, Слиозберги, Грузенберги и прочие.