Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Алеша решил во что бы то ни стало дотерпеть, дождаться отца, не отходя от дверей, уже запертых изнутри. Группа Леночки была на противоположной стороне здания — и лучше бы папа оставил его там, у других дверей, по пути домой. Но сейчас уже поздно — оставалось только, сняв варежку, прижимать зябкую, заледеневшую ладошку к ничего не чувствовавшему носу, ежиться и топтаться в валенках, чтобы ощутить онемевшие от холода пальцы на ногах.

Мальчик не знал, сколько еще вынесет, покуда не станет невмоготу, когда он расплачется, ослушается отцовского слова и самовольно побежит знакомой дорожкой мимо кирпичных двухэтажек с уютно-желтыми чужими окнами, мимо серой котельной с грозно торчавшей в небеса трубой, мимо аптеки, мимо фонарей у дороги, мимо автобусной остановки — к своему родному теплому дому.

— Алешка!.. Ты чего там стоишь один? — заслышал он вдруг знакомый писклявый женский глас и увидел запыхавшуюся тетю Тоню в расстегнутом кроличьем полушубке и сбившемся набок пуховом платке.

— Я папу жду. Он мне сказал никуда отсюда не уходить, — с облегчением признался Панаров.

— Твой папка дома уже давно — храпит на кровати, вдрызг пьяный, — скороговоркой протараторила женщина, бессознательно обняв несчастного замерзшего ребенка. — Вот я все твоей маме расскажу!.. Пойдем скорее домой, тебя надо чаем с малиновым вареньем отпоить. А то воспаление легких схватишь.

Алеша с благодарностью протянул руку в покрытой инеем варежке и пошел с тетей Тоней той долгожданной истоптанной тропинкой, чернильной полоской петлявшей между сугробами, которую минуту назад так живо представлял себе в мыслях.

Дома громкий испуганный плач Леночки, со всех сторон обложенной цветными журналами и дешевыми конфетками, смешивался с дюжим храпом мужчины с чистой совестью, раскинувшего поперек заправленной кровати мускулистые руки борца, с ногами, широкими ступнями крепко стоявшими на полу, и вздымавшимся в такт шумному дыханию выпуклым животом, небрежно оголившимся из-под серого вязаного свитера, что задрался кверху.

Козляева наспех одела Леночку и забрала детей к себе. Вечер они провели в играх с Юлькой, единственным ребенком в семье. Алеше быстро наскучило играть с маленькими девочками, но, благодарный за изволение из стальных оков отцовского приказа и цепких лап колючего мороза, он прилежно платил тем, чем мог — выдумывал все новые истории и привычно руководил развитием сюжета. Юляшке он очень понравился.

— Нельзя на вас, алкашей запойных, детей оставлять, нельзя! — сурово обрушилась Тонька на опешившего от неожиданности мужа. — Я это всегда знала и Надьке говорила. Все вы одним миром мазаны — лишь бы зенки залить!

— Ты хоть раз видела, чтоб я свалился пьяный или башку отключил? — подзабыв про драматическую погоню с финкой, самодовольно хмыкнул Семен, искоса поглядывая на Алешу. — Слабак он бесхребетный. У них Надька — мужик в доме, а он тряпка. На Надьке и я б женился — мы бы с ней таких делов наворотили! Сплавила б его куда подальше…

— Дурак — мужики-то на меня заглядываются, а не на нее, — возмущенно приподняв и чуть выпятив вперед драгоценную грудь, возразила супруга. — Я дома сижу, по столицам не шляюсь. А у нее бы ты колготки детям стирал да полы в избе надраивал.

— Это как себя поставить, — хитро улыбнулся Козляев, со значением покачивая головой. — От мужика — коли он мужик — бабы не уезжают… Нету в нем злости. А без злости он не волк, хоть и пыжится иногда. Ничего. Поймет, да поздно будет.

— А ты прям волк — аж все обоссались со страху, — окинула его скептическим взглядом не привыкшая ни с кем особо церемониться жена.

— Я без надобности клыков не показываю, не того пошиба. И первым не задираюсь, — не обидевшись, со спокойным достоинством знающего себе цену мужчины ответствовал Семен. — Мне вон Юляшку вырастить, замуж выдать, приданое дельное зятю, чтоб уважал… Сына ты мне, видать, уже не родишь. А я б сына воспитал… — забылся он в сладостных мечтах. — То бы у меня волчара вырос! Мы б с ним свет перевернули.

— Не надо было на аборты посылать, — укоризненно изрекла Тонька. — Теперь уж поздно… Размечтался о сыне.

— Значит, зятя, — не особо расстроился супруг. — Вон, может, Алешка вырастет да с Юляшкой поженится… У него глаза правильные.

— Это какие?

— Когда я на него в упор смотрю, он чувствует, замирает, но глаз не отводит, — с похвалой заметил Семен, не переставая следить за Панаровым-младшим. — Он боится и не боится. Такой в жизни выстрелить должен. В мать, не в отца порода…