Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Опилки и стружка разных сортов возвышались, словно дюны, в беспорядке разбросанного повсюду бракованного теса, и горбылей тоже хватало. Пожилой караульщик с дробовиком даже не выходил из теплой сторожки, сонно наблюдая в окошко посетителей, насыпавших лопатой в мешки ароматный смоляной кладезь тепла и свежести для поросят либо подбиравших стройматериал для своих нужд.

Особенно ценилась кудрявая, узкая и длинная, как серпантин, паковочная стружка в тюках, что шла на тару для перевозки хрусталя. Именно из нее хрюшки искусно вили пятаками гнезда ворохом и зарывались, закапывались в трескучие морозы вовнутрь — обычная была для этого слишком мелкой. Опилки годились на подстилку, вбиравшую в себя едко бьющую в нос влагу в хлеву.

Битком набитые мешки, с виду хоть и объемистые, не были тяжелыми. От них приятно пахло лесом, живицей, березовым соком и весной.

— Сынок, ты вот тут за края попридержи, а я буду лопатой насыпать, — попросил папа Алешу.

Раскидав в стороны снежные залежи, покрывавшие одну из дюн, углубившись туда, где стружка не успела намокнуть и смерзнуться в жесткий леденистый пласт, Панаров быстро наполнил все три привезенных с собой холщовых мешка, досыпав почти до краев.

— А теперь вот здесь, сверху, в горсть возьми по краю — я быстро проволокой затяну, — показал он сыну. — Крепче… Вот так… Держи велосипед, сейчас все погрузим и домой пойдем.

— Пап, а что это за мостик длинный? — показал свободной рукой Алеша на деревянный настил на столбах-сваях, под которым не текла никакая река.

— Это пилорама. По ней едут бревна — вон туда, где их циркулярка режет, — объяснил Панаров. — Комель потом — на дрова, а ствол — в цех лесопилки, вон там, кирпичный, видишь? В цеху из бревен пилят доски, а горбыль оставляют там, под навесом. Доски увозят на склад.

— А это хорошая работа? — поинтересовался мальчик.

— Трудная, — покачал головой папа, — и неинтересная.

— А почему люди на ней работают и не уходят? — удивился Алеша.

— Некуда уходить, — усмехнулся отец, разворачивая походивший на навьюченного ишачка с картинок из восточных сказок велосипед в сторону темневшей вдалеке дыры в изгороди. — Людишки это знают и оттого остаются, хоть их никто и не держит. Такая вот свобода осознанная у взрослых… «Блаженство в том, что все равно, каким путем идти»… Ну ладно, пошли обратно.

Обмахнув налипший снег с пальто и варежек, Алеша двинулся следом за папой, размышляя о том, что не бывает игры, в которую нельзя перестать играть, ежели она тебе не по душе либо наскучила. Всегда возможно измыслить другую, занимательную. Может, взрослые беспамятно забывают об этом, вырастая? Ведь над ними нет Риммы Григорьевны, могущей насильно приневолить делать то, что не нравится — следить указкой в букваре или мыть полы в классе после уроков.

А может, есть — и взрослые попросту боятся получить линейкой по пальцам?..

— И что — ты двоих детей на месяц оставишь на моей шее, а сама в Москву укатишь? — заслышал Алеша с кухни досадливый голос отца, возившегося на корточках с газовой горелкой, не желавшей разгораться из-за сильного ветра в трубе. — Как ты себе это представляешь?

— Толя, я, что ль, это придумала? — виновато оправдывалась мама. — Какой-то хозрасчет вводится во всех леспромхозах по Союзу, все плановики должны пройти усовершенствование и корочки заполучить. Я отнекивалась как могла. Директор сказал: тогда из планового меня убрать должен будет. А мест других нет. Куда я работать пойду? К вам в цех?.. Я Лизку с Наташкой попрошу, они приходить будут, стирать, готовить, помогать…

— Дети тебя месяц не увидят, — резко оборвал ее Панаров, — это нормально, ты считаешь?

— Я вам звонить каждую неделю буду, — беспомощно взмолилась Надежда. — Ну не могу я отказаться!

— Какой еще, на хрен, хозрасчет? — не сдавался уязвленный неуступчивостью жены Анатолий. — План сверху утвердили — вы отчет написали. Что вы там рассчитывать будете, Эйлеры? Что вы понимаете, кроме арифметики? Директор пусть едет, замы его, мастера… А вы? Всю жизнь в конторе на заднице сидите, кнопки на счетной машинке жмете. Что толку вам от месяца обучения? Профанация одна.

— Приказ вышел из столицы, чтобы экономисты планового отдела переучились, — по новой втолковывала Надежда, тоже начиная раздражаться непонятливостью мужа. — Я, что ль, это придумала? Хорошо хоть не сокращают, не берут с высшим образованием на мое место. В Саратове уже из управления без высшего убирают. А у нас пока только усовершенствование.