Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Доски забора высотой метра два с половиной были ровно пригнаны друг к другу — не допрыгнуть, не залезть на такой забор без друзей. Как-то раз, однако, мальчик видел собственными глазами неудачливого вора-«химика», убегавшего дворами от преследовавшего его милиционера и лихо сиганувшего вверх, перелетевшего боком через край изгороди и исчезнувшего на другой стороне в огороде. Секундой позже упругий прыжок перекатом повторил и милиционер с кобурой на поясе. Алеша неосознанно почувствовал глубокое уважение к органам и подумал, что преступнику не уйти.

За узким сумрачным переулком открывался вид на неказистые, черные от старости домишки, именовавшиеся военными бараками. Бараки на три-четыре семьи были наскоро построены как временное жилье для эвакуированных еще в войну, но и спустя сорок лет в них ютились семьи рабочих со стеклозавода. У бараков не было своих дворов и огородов. Общим двором была улочка, тянувшаяся перед окнами нескончаемыми бельевыми веревками, увешанными застиранными простынями, пододеяльниками, наволочками да детской одежонкой, щетинившейся разномастными прищепками.

Каждая семья, обитавшая в бараках, имела небольшой сколоченный своими силами из кривых, горбатых, некрашеных серых досок сарайчик, где хранился нехитрый рабочий инвентарь и всякий домашний хлам. Проводить электричество в сарайчики воспрещалось, но от каждого дома по воздуху был перекинут двужильный провод-времянка, и из щелей меж досок утлыми светлячками горели лампочки на сорок ватт. Мужчины внутри что-то мастерили вечерами и нуждались в освещении.

Время от времени случались короткие замыкания и сарайчики выгорали до тла, но потом быстро, словно грибы после слепого дождя, вырастали сызнова, с молчаливым упорством восстанавливались хозяевами. Лесозавод был под боком, и нехватки досок никто не испытывал.

Алеша был знаком с некоторыми обитателями бараков. Летом мама не раз оставляла его на попечение жившей неподалеку бабы Дуни, чьи родственники — горластый дядя Лева с извечной черной щетиной на худом обличье и неизменным сплющенным картузом на макушке и тетя Света, его дородная домовитая жена — справляли нехитрый быт в одном из них. Уходя на базар либо в поликлинику, забегавшись со своими хлопотами по хозяйству, баба Дуня поручала мальчика заботам бездетной семьи.

Алеша с истовым запалом помогал дяде Леве поправлять сарай, подтаскивая и придерживая корявые доски, выпрямляя молотком ржавые гвозди, сидя на ненадежной кровле на кусках латанного-перелатанного рубероида.

Щи, что тетя Света варила под открытым небом, бесподобно благоухали на весь порядок и не походили по вкусу на мамины.

Однажды летний ночной пожар, начавшийся из-за замыкания в проводке сарая, перекинулся на смежные бараки. Хорошо просушенные не одним знойным летом доски и брусья молниеносно запылали, раскаленный рубероид стекал с полыхавших крыш на землю огненными струями. Красное зарево со сполохами было до рассвета зримо из окон кухни Панаровых.

Прежде чем к огню протиснулись машины пожарных, большая часть бараков сгорела — кое-где и с жильцами.

Дядю Леву с тетей Светой Алеша с тех пор никогда не видел.

Уцелевшие бараки были снесены, а жильцы быстро и без шума получили квартиры в новых пятиэтажках, недавно выросших на отлогом склоне холма над плотиной поодаль от «Маяка».

От бараков тянулся мирный спуск к обмелевшей речушке, поросшей по берегам густым, непролазным ракитником и молодой ольхой, вдоль топкого оврага, по вымытому дну которого весной струился бурливый коричневый поток.

Перейдя через добротный бревенчатый мост, выдерживавший груженые лесовозы, Панаровы вышли на широкую, но короткую малолюдную улицу с посыпанной гравием обкатанной грунтовкой посередь, на обеих концах упиравшуюся в стены хвойного леса, по которой на лесозавод приезжали «Уралы», тянувшие прицепы с длиннющими бревнами — хлыстами, и уезжали борта, доверху забитые тесом и половьем.

За каждым с разноголосым лаем несся лихой хвостатый эскорт: собак на Пестрав-ской никто цепью не унижал, и они жили казачьей вольницей, доставляя беспокойство стаям гогочущих гусей, со злобным шипением вытягивавших шеи у самой земли, но не обращая никакого внимания на несчетных бестолковых кур.

Территория лесозавода была обнесена высоким забором и охранялась, ворота на ночь запирались. Но в ограждении всегда имелось несколько лазеек, потайных проходов, о каковых все в округе знали — достаточно широких, чтобы провести за руль велосипед, груженый набитыми под завязку мешками либо привязанными сбоку к раме досками. Запрещалось лишь выносить готовый под отгрузку товар из плотных, стянутых стальной проволокой штабелей, входить внутрь незапирав-шихся цехов, воровать или ломать оборудование и бить стекла в окнах.