Сергей Захаров - Четыре призовых. И два обычных

© Сергей Захаров, 2022

ISBN 978-5-0056-4158-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все оттого, что мне не понравилось, как он сделал это: перелез через живую изгородь. В противном случае я вовсе не обратил бы на него внимания: я и вообще не любопытен, а перед долгим рутинным днем, вечер которого кажется таким же далеким, как, например, созвездие Волосы Вероники, – в особенности.

Я сидел на утренней террасе кафе; Вероника спала в моей квартире пятью этажами выше – потому, должно быть, и подумалось о предельных звездах.

Воздух покалывал и бодрил; пахло близкой весной, круассанами и мокрым асфальтом. Между мной и молодым бородачом, которого я только что до рези в желудке невзлюбил, скучала пара совершенно безлюдных столиков, и при желании я легко мог бы разглядеть этого парня в деталях, но, повторюсь, не поднял бы и головы от своего горького кофе, когда бы не тот отвратительный шум, с каким он вторгся в отделяющие террасу от парковки кусты…

Шум и был отвратителен: хрусткий звук ломающегося живого, сопровождаемый траурным шелестом содранной насильно листвы… Надо же – когда-то я и помыслить не мог, что стану так чувствителен!

Не исключаю, что в бочку моего негатива влила свою бадейку и борода этого типа. Грешен, мне не нравятся бороды. Эти неряшливые и малогигиеничные заросли представляются мне до крайности нелепыми, а когда такой неухоженный куст растет из нежного личика европейского юнца слегка за двадцать – он и вовсе способен навести на нехорошие подозрения. Воля ваша, но как по мне – сразу веет сладковатым дымком джихада, тайно пускающего свои смертоносные корни повсюду, в особенности – среди несмышленых и доверчивых малолеток… Потому и хочется, от греха, пересесть за самый дальний столик, а еще лучше, чтобы столик тот оказался на соседней улице, – хотя и там, боюсь, не будет спасения… Ну да ладно – сейчас не о бородах, а о бородачах. Точнее, о бородаче, взбаламутившем гладкую воду моего утра.

Итак, хозяин бороды проломился на другую сторону, хлопнул дверью микроавтобуса – над кустами восставала его близкая, ядовито-красная крыша – завел чересчур громкую и слишком немецкую музыку, после хлопнул дверью еще раз и вломился сквозь страдающую зелень обратно.

Признаюсь, я был близок к тому, чтобы возненавидеть его. Странно, как ему удавалось это: не делая, вроде бы, ничего плохого конкретно мне, он бил и бил в непонятно откуда возникшее во мне больное место.

Подняв голову, я принялся разглядывать его в упор: парень был щекаст, крепок и действительно молод, почти до неприличия, – даже пресловутая борода его пыталась и не могла скрыть этого. Ему еще не стукнуло двадцати пяти, я голову готов был дать на отсечение: такой гладко-розовой кожи и такой искренней и веселой жестокости в глазах у человека постарше, пожалуй, уже и не встретишь.

Взгляд его был весел и был жесток, как свойственно только азартной и бескомпромиссной молодости. Почувствовав, что его изучают, он огляделся и с ходу меня определил, а заодно и прочитал что-то слишком явное в моих глазах – потому что всякое веселье мигом его оставило, он просто отбросил его как ненужную ветошь и посмотрел на меня, как бы поточнее выразиться… «сквозь зубы». Знаю, сделать это довольно сложно, но ему замечательно удалось, и более точного выражения здесь, как ни старайся, не подберешь. Именно «сквозь зубы» он на меня и посмотрел: как на существо неприятное, враждебное даже, но при этом слишком ничтожное, чтобы придавать ему хоть какое-то значение.

Что до меня – я тоже продолжал дырявить его агрессивным взглядом, что мне, в общем, давно несвойственно, – настолько он чем-то задел меня, и я понимал уже, что это не сломанные кусты и не маниакально-тевтонский «Рамштайн» из его кроваво-красного автобуса, но что-то куда более глубокое и гораздо более личное – только вот что именно – определить, как ни пытался, не мог.

Впрочем, никакого конфликта из этой «дуэли взглядов» не успело случиться: к столику бородача подошли те, с кем у него, похоже, была назначена встреча: худенький и совсем лысый парнишка с удлиненным желтоватым черепом и еще один – такой же юный, но высокий и полный, с мучнистым непропеченным лицом и засаленной гривой волос.

Понурые плечи его обнимала плохонькая байкерская куртка, а в руке, пальцы которой унизаны были перстнями с жутким оловом черепов, красовался почти антикварный мотоциклетный шлем. Он и в самом деле пытался походить на байкера – но безуспешно, и можно было не сомневаться, что двухколесному одру, на котором он приехал сюда и привез своего маленького лысого друга, едва ли не больше лет, чем отцу его хозяина. Байкерство – занятие достойное, не без приятности даже – но слабо совместимое с тотальной нищетой.