Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Учеба начиналась в девять утра. Сначала лекционный блок, разбитый на академические часы, после обеда — семинары и практические занятия до четырех. присутствие слушателей на курсах каждодневно удостоверялось личной подписью в листе посещаемости. все как у студентов.

С одним отличием. в лекционном зале собирались люди, чья карьера уже сложилась либо дорастала, бежала по наезженной, надежной колее. Солидные мужчины, одетые с надлежащим лоском, в дорогих безукоризненных пиджаках и галстуках, неспешным уверенным шагом входившие в аудиторию, слегка приподняв холеные подбородки, спокойным взором окидывали ряды в поисках знакомых лиц и свободных мест. Серьезные женщины с первыми признаками возраста и полноты в обличье и потому слегка робевшие под взыскательным оценивающим блеском десятков мужских глаз торопились присесть где-нибудь с краю, пониже.

Бывали и исключения, вроде точеной, стройненькой Кати, вызвавшей одобрительный гул сразу в нескольких местах зала, либо пожилых дам пенсионного возраста, решивших до последнего не отставать от молодежи в неутолимой жажде знаний. Близость столицы — полчаса электричкой — играла свою роль в их желании поехать поучиться напоследок перед пенсией.

Надежда кропотливо конспектировала все лекции, честно, без жульничества пытаясь разобраться в сути загадочного хозрасчета с точки зрения экономиста-плановика в лесной отрасли. но неизменно ощущала, будто сами лекторы не особо смыслили, чему учат. вроде бы плановая экономика как основа социализма остается незыблемой. но предприятиям предоставляется какая-то «бóльшая свобода для инициативы», ожидаются «повышение рентабельности, модернизация и рост показателей».

В перерывах между лекциями и во время обедов тактично завязывались разговоры, любезно заводились знакомства, проводилась ненавязчивая взаимная оценка полезности новых контактов, без излишней прямолинейности находились точки соприкосновения и затрагивались общие интересы.

— Девчонки, а давайте завтра после занятий — в ресторан! — предложил на перемене младой, вылощенный, спортивного, благонамеренного вида мужчина с открытым приятным лицом зодчего социализма с плакатов. — Мужская часть коллектива берет на себя всю финансово-организационную часть.

Девчонки заулыбались и закивали головами. Мужская часть солидно потянулась за бумажниками, чтобы внести свою лепту. Комсомолец быстро собрал нужную сумму и занялся привычным делом. Старшие товарищи одобрительно поставили в уме галочку напротив его фамилии.

— Знаешь, Кать, я, наверно, не пойду в ресторан, — неуверенно заявила вечером Надежда. — Неудобно как-то… И не пью я… Иди лучше без меня.

— Надь, ты чего, мы же договорились! Везде вдвоем… Там же все будут! — изумленно и трагично вскинула руки-крылья и раскрыла до невозможности и без того огромные глаза, грозя затопить синевой тесноватую комнатку, расстроенная соседка. — Хочешь, чтобы разговоры досужие пошли, что выделяешься, нос задираешь, корчишь из себя?.. Ладно тебе, перестань! Не желаешь ни с кем разговаривать — сиди молча, поешь. Пить никто тебя не заставляет.

— Я сроду в ресторанах не была, стесняюсь как-то, — продолжала отнекиваться Панарова.

— Надо когда-то начинать! — безапелляционно заявила Катя. — Ты следи за мной и делай все, как я. Посидим со всеми, поболтаем с бабами… А надоест — встанем вместе и уйдем.

Подруги пришли на банкет в числе последних, когда столы, составленные в два ряда, были заполнены и коллеги уже успели поднять бокал за знакомство.

— Катенька, Надюша, ну где же вы пропадали? — радушно подскочил к ним комсомолец, слегка приобняв дам за плечи и мягко, но настойчиво направляя к свободным местам по соседству от себя. Видимо, он уже положил глаз на златокудрую Афродиту в блестящем платье — слишком коротком и непристойно открытом, по мнению Надежды.

Панарова облачилась скромно, без неподобающих замужней матери двоих детей излишеств. Жакет в талию, розовая батистовая блузка, чуть зауженная юбка приличного фасона и длины, лодочки.

Она старалась ни с кем не встречаться взглядом, потупив очи долу, в тарелку, с каждым новым тостом лишь для вида поднося фужер к губам, и тем не менее ощущая, что ведет себя в командировке не так, как пристало порядочной женщине с двумя детьми, состоящей в законном браке.

Люди в компании постепенно исподволь раскрепощались, узлы галстуков ослаблялись, сами галстуки съезжали на сторону, вбок, воротники рубашек расстегивались, пиджаки вешались на спинки стульев, лица краснели и отсвечивали испариной. Говорили все одновременно, наперебой, прерываясь лишь на очередной коллективный тост. Живая музыка, как всегда, играла несколько громче, чем хотелось бы гостям.