Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Дядя Витя Чекан был ему намного ближе по своему характеру и образу мыслей. Хоть тоже не лишенный бахвальства, стариковского окостеневшего самодовольства и чувства непререкаемой правоты во всем, что касалось практической стороны жизни, тот все же допускал автономию внешнего мира от идеальной модели в своем заскорузлом сознании и не прекословил, не раздражался, не бесился, когда требовалось приспособить это внутреннее сознание к меняющемуся потоку внешних событий.

Анатолий, пожалуй, сказал бы, что дядя Сева был воплощением идеи лейбницевской монады, до которой извне не достучаться, ибо этого «извне» не существовало. Мысли, противоречащие собственным, были для него лишь порождением своего фихтеанского «не-Я», косного и застывшего в темноте его абсолютной целостности. Возможно, слегка беспокоившего, час от часу выплывая из глубины в минуты молчания, но тут же послушно и испуганно рассеивавшегося под ярким лучом «Я». Того главного, не ведавшего грызущих душу сомнений, что обуревают других людей, «Я» фанатичного апостола Павла, скрывавшегося под лысым сократовским челом обычного добросовестного советского человека в футляре — токаря и коммуниста высшего разряда.

«Завтра же после обеда тронемся обратно в Переволоки — купаться в море и есть балык, — укладываясь на разложенном для гостей диване, подумал Артем. — Арика только жалко. Пропадет он с таким кремниеголовым родителем… А может, убежит…»

В первый же день после отъезда семьи Панаров решил как бы невзначай столкнуться с Любкой в перерыв, подкараулив у проходной.

Даже в обыденной невзрачной рабочей спецовке она выглядела донельзя привлекательной. Узкие плотные брюки лишь подчеркивали длину и форму ног, а собранные заколкой в хвост, отсвечивавшие на солнце иссиня-черным волосы было не скрыть косынкой, вольно завязанной узлом на затылке.

— Привет… Я на две недели холостяк. Мои к родителям жены на Волгу уехали, — негромко произнес Анатолий. — Будет желание — заходи посмотреть, как живу… Пройдешь сквозь границу миров, — шутливо подмигнул он, маскируя неловкость.

Любка, слегка зардевшись, ответила едва зримым кивком и прибавила шаг, поспешив присоединиться к стайке направлявшихся в заводскую столовую шумных, говорливых бабенок с «рисовки»…

Золотистым вечером высокая стройная брюнетка с распущенными волнами волос на плечах, в босоножках с острыми шпильками и фисташковом, ладно облегающем гибкую фигуру шелковом платье почти до земли, осторожно, едва вполовину, отворила чуть скрипнувшую калитку, прошла палисадником к незапертой двери сеней и неуверенно вступила в дом Панарова… Это было довольно рискованно. Но хотелось хоть разок показаться во всем блеске, произвести эффект на мужчину, видевшего ее лишь в спецодежде да в простеньком домашнем халатике.

— Ты и вправду из параллельного мира и с другой планеты, — восхищенно разглядывал ее с ног до головы Анатолий. — Толстовская Аэлита…

— У меня прическа лучше, — застенчиво улыбнулась Любовь, проходя в комнату. — …Значит, в другом мире мы бы могли здесь жить семьей и растить детей… Если бы оба не поторопились… Тебе в голову никогда не приходили подобные мысли? Мужчины не мечтают «а что, если бы»?

— Мужчины — реалисты и эгоисты, — немного самодовольно изрек Панаров. — Они редко ищут иной, скрытый смысл в своей жизни. Покуда, конечно, в лавру не собираются, в монахи… Хватают жадно все, что может им принести больше смысла в этом мире. И считают, конечно, что заслуживают.

— А как же твои два отдельных мира?.. Или «я сегодня не помню, что было вчера?..» — шутливо напомнила ему Даманская.

— Просто перегородка… С потайной дверкой, через которую удобно шмыгать туда-сюда. Главное — дверь за собой не забывать прикрыть, — усмехнулся он, разоткровенничавшись на правах хозяина очага. — Полноценные другие вселенные, в которые можно уйти целиком, без остатка, способны создавать только женщины. Не все, конечно… Те, что не от мира сего.

— Ты изменился… — Любовь исподволь испытующе изучала его лицо. — Потвердел как-то, материализовался… Не знаю, сколько в этом моих заслуг, но для мужчины-реалиста это хорошо. Будешь лучше держать удар… А это твой старший сын? — подняла она фотокарточку с журнального столика. — Глаза твои, брови ровные… Видно, что умный и замечательный мальчик. А это что за бука такая нахмуренная? Леночка?.. Смешная. И тоже на тебя похожа, вылитый отец… Интересно, какие бы у нас с тобой дети были?