Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Несчастная мать убийцы сошла с ума и бесследно исчезла из города. Родственники тишком поместили ее в областную психбольницу, где она и сгинула.

В скандально прославившуюся школу приехала высокая комиссия из области. Сигнал был очень серьезным, и резонанс грозил тяжелыми последствиями всему руководству. С директором и завучами велись длительные беседы на повышенных тонах за закрытыми дверьми. После одного из разговоров директора вынесли из кабинета на носилках «скорой» и отвезли в госпиталь в Саратов. Поговаривали, что с прободной язвой. Оказалось, это был рак, карцинома желудка — в школу он уже никогда больше не вернулся. Завуч по учебно-воспитательной работе воспользовалась советом проверяющих, уволилась по собственному желанию и уехала из города.

Старшеклассники ходили по коридорам затихшие, настороженные — все с опаской ждали, что последует дальше.

Дальше в школе возник назначенный из управления новоявленный директор, сразу же получивший у ребят меткую кличку «Слон». С гротескным, несуразным носом, узким в переносице и расширявшимся кпереди и книзу, с синюшной оттопыренной нижней губой, с близорукими глазами в тяжелых очках, безуспешно скрывавший потную лысину на лад «внутреннего займа» длинными, сальными, редкими прядями волос, прилизанными слева направо, он и говорил гнусаво, медлительно и невразумительно.

Внешние несуразность и нерасторопность были, однако, обманчивы. Впервые в небогатой на события летописи школы все ученики выпускных десятых классов прошли через разговор, индивидуальное собеседование со Слоном. Человек пять из них незамедлительно вылетело враз после собеседования — без аттестата и без надежды доучиться до полного среднего образования.

Софья Пантелеевна в эти желтые роковые дни светилась истовым вдохновением изнутри. Мстительная улыбка обжигающей пронзительным взором Эринии не слетала с ее уст.

— Что, мерзавцы, допрыгались? — интересовалась она в классе, с суровым торжеством в голосе. — Доигрались?.. Это что же за дисциплина здесь была, коли советский школьник запросто берет и убивает взрослую советскую женщину?

Она пафосно умолкла, выдерживая подобающую паузу, и, воздерживаясь от деталей, каковые знала вся школа, в безмолвии посмотрев по очереди в глаза каждому хулигану с задатками убийцы, неумолимо, словно гидравлический пресс, продолжала воспитательную работу во вверенном ей классе.

— Теперь все!.. У меня вот здесь, в столе, письменное распоряжение из области, — заговорщически раскрыла она тайну. — Выявлять профилактически, еще до того, как вы, негодяи, что-то сотворите, и подавать списки на учет в комнату милиции. И так во всей школе. И как вы думаете — Копнин, Долманкин, Пудовкин и иже с ними — кого я сразу туда внесу?.. Вас, негодяи, вас! Только попробуйте у меня хоть в чем-то напаскудничать, я вам задам!.. В тюрьму отправитесь — я вам это обещаю!

Обреченные ребята сидели молча, понурившись, опустив головы поближе к парте.

— А ты, Зорькин, что головушку повесил?.. Ну-ка, подними бесстыжие зенки, подними! — неспешно проходила она по своему задолго готовому поименному списку потенциальных уголовников. — Думаешь, отца нет — и все можно?

Ершистый Зорькин поднял подбородок и дерзко сверкнул глазами:

— А что я сделал?

— Ты рот свой закрой, паскудник бессовестный! — чуть прищурившись, почти с нежностью предложила Софья Пантелеевна. — Я знаю, что ты сделал!.. Я все про всех знаю! Ты у меня тоже в списке! Сиди тише воды, ниже травы — мать свою не позорь.

Катком прокатившись по неблагонадежным и почти безнадежным ученикам, классная драматично заключила:

— Все! Выбора у вас теперь нет!.. Или я из вас выращу добропорядочных советских людей, или я вас в каталажку засажу!

Подобные душеспасительные разговоры, возможно, в более мягкой форме, прошли во всех классах. После этого каждый из них посетила новая завуч по воспитательной работе, выправкой и стальным блеском во взоре походившая на женщину-офицера из гестапо.

К концу марта школа приутихла, внутренне съежилась, оцепенела — и стала нравиться Алеше. Было несказанно дивно и приятно почувствовать мощь и силу внешнего авторитета, вот так зараз ударом ветхозаветного посоха остановившего стихию, хаос и анархию в полуторатысячном коллективе.

Панаров поведал о происшедшем ошеломительном случае родителям. Он знал от Рудакова и про изнасилование, и про топор, перерубивший шею жертвы.