Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

О собственном будущем и присущих ему моральных качествах он как-то пока не особо задумывался.

Самосознание нравственного взросления лишь делало первые попытки достучаться исподволь до его разума, только начинавшего привыкать к сомнениям и противоречиям.

Дети быстро и вынужденно приучаются переставать сомневаться в своем существовании в мире, в бытии безусловном, но жестко отграниченном со всех четырех сторон-измерений от подлинного бытия, память о котором надежно стирается в первые годы жизни. Смиряются с бесконечно далекой от этики сострадания равнодушной действительностью, с материальной достоверностью окружающего их сурового внешнего мира.

Слишком часто они чувствуют, испытывают, терпят боль от соприкосновения с ним — лучшее доказательство реальности его в них и их в нем…

На весенних каникулах Алеша опять беспрекословно и терпеливо обирал мелкие, клейкие березовые почки с охапок топорщившихся глянцево-коричневых веток, привезенных лесорубами по просьбе мамы, топтался ногами, обутыми в глубокие резиновые сапоги с шерстяными носками, вдоль топких берегов речушки, подбирая нападавшие в снег черные кругленькие пористые ольховые шишки, и пачкался с головы до пят в липнущей смоле на мягкой и душистой груде «лапки», колючих зеленых веток, наваленных огромной кучей в цехе переработки хвои на кормовую добавку для скота.

За неделю следовало выполнить положенную норму: три спичечных коробка березовых почек, два полиэтиленовых пакета сосновых и три — ольховых шишек. В обмен на ценное сырье школа должна была получить от городской фармфабрики цветной телевизор в «Красный уголок». Помимо обязательного зачета личной нормы, устраивались и соревнования на самый большой и тяжелый мешок. Здесь ребята из рабочего поселка взяли все призовые места. Хотя подарки их не особо порадовали — детские книжки с произведениями русских классиков.

Цветной телевизор школа действительно заполучила. На торжественной линейке Слон гнусаво и пространно поблагодарил фармацевтов, раздал почетные грамоты пионерам-ударникам и забрал его в свой кабинет. Алеша выведал об этом от наблюдательных двоечников, которых поочередно вызывали после уроков к директору «на ковер» на нешуточный разговор — последняя четверть была для них решающей.

Возвращаясь с очередной ходки с товаром, Панаров привычно ступал по узкой тропке почти в полной темноте к той части ограждения, где тянулись бараки свинокомплекса. Подпрыгнув и с усилием подтянувшись на руках, помогая себе правой ногой, носком упершейся в удобную выбоину, щель в бетоне, он перемахнул на другую сторону вблизи от свинарника. В воздухе стоял резкий, въедливый запах аммиака и обильных свиных испражнений. За стенами длинного барака сонно похрюкивали сытые поросята.

Не все в руководстве района поначалу понимали, зачем стеклозаводу иметь свиноводческий комплекс. Над директором подшучивали и кропали бойкие фельетоны в районную газетку «Знамя труда». Но когда первые тонны мяса поступили по себестоимости в заводскую столовую, когда сотни рабочих стали покупать свинину не на рынке, а у проходной за полцены, когда дальновидный директор нежданно привез награду из Москвы за свое начинание (не спасшую, однако, от расстрела с конфискацией в год Олимпиады), мода на карманное животноводство охватила леспромхоз и другие предприятия города.

С дешевыми промышленными тарифами на электричество и солярку растить свиней при заводе, закупая корма по линии ведомства, было выгодно. А позднее, уже при новом смышленом молодом директоре, и похвально, хоть и двусмысленно, отвечало политике хозрасчета.

— Здорово, Ефимыч! — по возможности придав голосу щепотку бодрой непринужденности, поприветствовал Панаров заспанного дежурившего Семена, так некстати вылезшего из своей конуры. — Я проскочу через тебя в горячий?

— Здоров! — хмуро наклонив голову и зевая, негостеприимно ответил Козляев ночному гостю. — Че, опять с Боксером поганку мутите?

— Ну да, попросил помочь там по мелочи, как обычно, — отряхиваясь от пыли, подтвердил тот.

— Я в ваши с ним дела не лезу. У меня свои дела. Но мне-то какая выгода, что ты всякий раз через мои нычки ныряешь?.. — засопев, недовольно вопросил Козляев. — Рискую из-за тебя ни за хрен…

— Да чем ты рискуешь-то? — все еще стараясь играть в шутливый тон, переспросил его Анатолий. — Ну, раз-два в месяц проскочу тут… С пустыми руками. Если б я хрусталь через твои нычки таскал — другой коленкор.