Мишель Деон - Высший круг

Миссис Палей неопределенно махнула рукой.

— Весьма возможно! В те времена не спрашивали па­спорт на каждом углу.

Боясь, что разговор слишком затянется, Артур открыл дверь своей комнаты, вошел и окинул взглядом крошечный мирок, отмеченный присутствием только его самого. Эли­забет как приходит, так и уходит. Стол, книги, сложенные стопкой на сундучке, кровать, чинно покрытая покрыва­лом из кретона со всадниками и молодыми женщинами, купающимися в пруду, — весьма скромная обстановка, чтобы принимать Аугусту, но она сама этого хотела. Стоя на площадке, она все еще с выверенным простодушием на­водит свои чары на миссис Палей.

— А вы не думали о том, чтобы открыть балетную школу?

Миссис Палей расцвела, и ее «понесло». Ее жильцы не так любезны, все жалуются. Она вспомнила про Дягилева, Лифаря, Баланчина. Русские все прибрали к рукам. Она никогда не любила русских. Артур прекрасно понимает, что Аугуста, испугавшись собственной смелости, ведь она сама напросилась в гости, оттягивает тот момент, когда окажется с ним вдвоем. Когда, наконец, она вошла и он за­крыл дверь, оставив миссис Палей наедине с ее мрачными размышлениями о былом величии, Аугуста (он это видел по ее механическим, скованным движениям, по нервозности, с какой она сцепила руки, чтобы не выдать себя, по ру­мянцу на ее скулах и по взгляду, который она отводила от него, рассматривая скудную обстановку комнаты) сказала бесцветным, незнакомым голосом:

— Артур, как тебе хорошо! Ты довольствуешься совсем немногим! Тебе легко будет найти счастье в жизни. Жету­лиу совсем другой. Ему хочется всего, чего у него нет. Меня всегда удивляло, что вы друзья.

— Не строй из себя простушку. Мы с Жетулиу совсем не друзья.

— Он так хорошо говорит о тебе. Сегодня познакомил с хорошим другом, который может пригодиться тебе будущем.

Артуру хотелось ответить, что он сам займется своим будущим, без всяких Жетулиу, но он видел слишком много животного сообщничества брата с сестрой, чтобы пойти на такой риск. Аугуста полистала тетрадку, раскрыла книгу, взялась рассматривать гравюры на стене.

— Кто это ?

— Эрцгерцог Рудольф.

— А это?

— Императрица Австро-Венгрии. Или ты предпочитаешь, чтобы я называл ее Сисси, как в романах для одиноких женщин?

— А… какая трагедия! В Женеве мне показывали место где ее убили.

Она села на кровать и стала разглаживать ладонью по­крывало, опустив голову, глядя в сторону.

— Что с нами происходит?

— Я уже полгода отчаянно пытаюсь тебя увидеть, но Жетулиу стоит на страже.

— Сегодня он был не слишком бдителен…

— На то есть причина.

— Да, я хотела увидеть, где ты живешь.

— Я живу не здесь.

— А где же?

— В своей голове, а моя голова забита Аугустами, кото­рые не похожи друг на друга и носятся по кругу.

С улицы доносился речитатив Нью-Йорка, полицейская сирена. В небе над Манхэттеном проплывали самолеты, на­правляясь в аэропорт, и словно большие коршуны, описы­вали круги, снижаясь, если полоса была занята. Квартал обезлюдел. Тысячи людей поджаривались на солнце на пля­жах Лонг-Айленда. Артур облокотился о подоконник, по­вернувшись спиной к Аугусте, и ее голос доходил до него словно сквозь вату.

— Я не слишком мешаю Элизабет в твоем кругу?

— Она принадлежит к другому кругу. Она приходит ко мне, когда свободна.

— Тебе незачем скрывать это от меня: она твоя любов­ница, да? О, не отвечай! Ей это ничего не стоит.

— Спроси у нее.

Он обернулся. Аугуста лежала на спине, положив руки под голову. Между ее телом и Артуром было только легкое летнее платье, запавшее между ног, словно она была голой.

— Артур, ты любишь играть в «да и нет»?

— Нет, это игра врунов.

Сколько времени прошло вот так? Трудно припомнить. Кажется, они много говорили и часто молчали. Вечер мед­ленно влачит свои тени по Манхэттену. Теплый ветер, пах­нущий морем и мазутом, взвивается с Гудзона, проносится по Ректор-стрит, поднимает столб пыли, чудесным образом подхватывает картонные коробки, газеты, пустые мешки, которые взлетают до второго этажа, а потом с шелестом падают на шоссе. В серо-розовом, редкой невинности небе над всепожирающим мегаполисом проблесковые маячки трансатлантических лайнеров вычерчивают дымовые па­раболы, точно метеориты.

Аугуста сказала:

— Жетулиу думает, что ты дурак. Он сам дурак. А ты все понимаешь. Я быстро поняла, что тебе не нравится Луис, и не потому что он наверняка продажный, а потому, что дает слишком много чаевых.