Подробности скучны. Скажем вкратце, что Соузе нужны сведения, которые Артур может для него раздобыть, если заглянет в конторе Янсена и Бруштейна в дело одной компании, управляемой этими брокерами. Артур возражает: он стажер, распоследняя спица в колеснице, у него есть доступ только к тем делам, которые ему доверяют.
— Да ладно, не скромничай, — сказал Жетулиу. — На прошлой неделе, на ужине у Льюисов, Бруштейн тебя очень хвалил.
— Ты меня удивляешь!
К ноге Артура прикоснулась нога Аугусты. Он не такое ничтожество, как утверждает, она здесь, радом с ним, против двух сообщников, против лжи Жетулиу. Ему налили рюмку кашасы. Чистый огонь. Артур пытается думать о другом — об Элизабет, которая голой идет через комнату и, подняв руки, чтобы расчесать свои короткие волосы, открывает свежие подмышки со светлыми волосками. Он спрашивает себя, не Луису ли де Соузе Жетулиу хочет продать свою сестру. Ему хочется убежать вместе с ней, отхлестать по щекам этого проходимца де Соузу, обозвать Жетулиу сводником или убить их обоих. Бедро Аугусты прижимается к его бедру. В квартире Элизабет она приникла к нему. Одно лишь воспоминание об этом обеспечивает ему бесконечное превосходство над теми двумя, которые хотят им манипулировать.
Потом — разрыв, пробел неизвестной продолжительности. Он едет по Пятой авеню с Аугустой. Луис и Жетулиу уехали на такси. Оставив его с ней наедине, они, как им кажется, разыграли главный козырь, но возможно, что эта последняя карта — лишняя, как лишними были щедрые чаевые де Соузы мелкому обслуживающему персоналу. Артур, гордый и недоверчивый, не позволит смешать себя с ресторанной челядью. Его пальцы сомкнулись на обнаженной руке Аугусты повыше локтя. Ей хочется пройтись по магазинам.
— Не бойся, Артуро! Я ничего не покупаю. Только подглядываю.
Ей больше хочется позабавиться и поставить продавец в тупик ложно невинными вопросами. В «Тиффани», перед футляром с рубиновым колье, она спрашивает:
— Как, по вашему опыту, такие драгоценности покупают мужья или любовники?
В отделе нижнего белья «Блумингдейл» она спрашивает у молодой девушки, подстриженной под мальчика:
— У вас есть что-нибудь черно-розовое? Мой муж предпочитает черный цвет, а любовник — розовый. Не могу же переодеваться по три раза в день.
В книжном магазине:
— Мне нужна «Камасутра», набранная шрифтом Брайля. Это не для меня. Я уже читала ее два раза. А вы?
После магазинов с кондиционерами на улице просто нечем дышать. Аугуста подносит руку к открытой груди.
— Я уверена, что подхвачу смерть. Разве так не будет лучше для всех? Для Жетулиу, который не может свести концы с концами и каждый день выстраивает невероятные комбинации, чтобы нас не выбросили на улицу. Для тебя, мой дорогой, который утверждает, будто меня любит.
— Я тебе такого никогда не говорил.
— Это и так видно. Где ты живешь?
— В нижнем Манхэттене.
— Мне хочется взглянуть на твою квартиру.
— Это не квартира, просто отдельная комната, которую мне сдает бывшая венгерская балерина.
— Хочу побывать на твоем чердаке.
— Это вовсе не чердак, и я живу в двух шагах от Янсена и Бруштейна и в трех от Элизабет.
Такси отвез их на Ректор-стрит. Шофер-негр улыбался в зеркало заднего вида, когда они говорили по-французски:
— Я сам с Гаити. Приятно слышать французскую речь. А еще приятнее, когда мне говорят «спасибо» или «пожалуйста».
Волосы этого человека представляли собой странный черный курчавый шар. Он был в синих солнечных очках. Артур спросил себя, почему он сегодня обращает внимание на волосы всех людей, которые попадаются на пути. На лестничной площадке они столкнулись нос к носу с миссис Палей, которая выходила из комнаты Артура с тряпкой и шваброй в руках.
— Я как чувствовала, что у вас сегодня будут гости. Я только слегка прибрала. У вас всегда такой порядок! Просто красота.
— Мистер Морган мне столько о вас рассказывал, — сказала Аугуста. — Вам нужно написать мемуары. Редкая женщина пережила столько, сколько вы.
Артур улыбнулся: он только мельком упомянул имя Палей и то, что она была балериной. И тут же оторопел, поймав себя на мысли о том, что миссис Палей носит седой парик с длинными свисающими буклями: просто наваждение какое-то!
— На каком языке мне писать эти мемуары? Я уже давно больше не говорю по-венгерски. Немецкий ненавижу. Французсский… Жалкий лепет…
— Мистер Морган уверял меня, что у вас была связь с королевской особой.
Читать дальше